Элен Макклой - Удар из Зазеркалья

Миссис Мейдстоун испытывала ко мне сострадание, так как сама не верила в мою виновность. И вот однажды, подчиняясь женской слабости, она написала рекомендательное письмо, которое помогло мне получить работу в Бреретоне и…

— Позвольте перебить вас, Фостина, — сказал Базил. — Как часто видели вашего двойника в Мейдстоуне?

— Вначале я не считала эти инциденты, так как не придавала им никакого значения. После из разговора с миссис Мейдстоун я узнала, что, по ее подсчетам, это наблюдалось семь раз. Два раза меня видели ночью на лужайке из лестничного окна, а в это время я спала в своей комнате. Три раза утром на балконе наверху — с главной аллеи, а в это время я давала урок в классе. Дважды днем, когда я проходила с внешней стороны дома мимо открытого окна в конце холла, а в это время я находилась внутри здания совершенно в другом месте, у главного входа.

— Во всех этих случаях на вас были надеты то же голубое пальто и коричневая шляпка?

— Та же шляпка, но разные пальто. Тогда у меня было пальто из верблюжьей шерсти. Такие пальто пользовались большой популярностью в Мейдстоуне, они как раз подходили для тамошнего холодного климата, особенно зимой.

— И все же, несмотря на все эти странные случаи, вы решились поехать в Бреретон?

— На этой стадии все эти поразительные происшествия не столько меня пугали, сколько озадачивали. Даже если все это было ловко придуманным розыгрышем, если даже так называемый мой «двойник» был результатом каких-то коллективных галлюцинаций, то в другом месте такое могло не повториться. Со мной прежде такого никогда не случалось, и я считала, что причиной таких явлений могли стать какие-то особые условия в Мейдстоуне, например, воздействие климата или какое-то особое психологическое состояние учениц и преподавательниц.

Я знаю только одно, — я была очень счастлива от того, что мне удалось получить работу в Бреретоне, покинуть после такого унижения Мейдстоун. Я отчаянно старалась всем угодить, и мне казалось, что в первую неделю пребывания там мне это удалось сделать. Я часто вспоминаю эту неделю как относительно счастливый период в моей новой жизни, первый за последний год, и вот затем…

Однажды я столкнулась с пожилой мисс Челлис наверху, в холле, и она мне сказала: «Мисс Крайль, миссис Лайтфут против того, чтобы преподаватели пользовались черной лестницей». На что я возразила: «Прошу прощения, мисс Челлис, но я не пользовалась черной лестницей». Она сильно удивилась: «Как же так? Минуту назад я видела вас в саду. Теперь вот, поднявшись по передней лестнице в холл второго этажа, я вижу вас здесь. Но ведь вы не проходили передо мной по этой лестнице, значит…»

Тогда я поняла — все начинается сначала. Вот тогда я по-настоящему начала бояться. Как же мог этот «двойник» добраться из Мейдстоуна в Бреретон через столько времени, если он не существовал на самом деле? Я была единственным связующим звеном между двумя школами, следовательно, всему причиной была только я. Если это был чей-то нечистоплотный трюк, то мне нужно было попытаться изловить злоумышленника. Каким это было бы облегчением для меня…

— Но существует по крайней мере еще одно связующее звено между Мейдстоуном и Бреретоном, — возразил Базил. — Это — Алиса Айтчисон. Можете ли вы объяснить, почему это Гизела «пожалеет», если обратится ко мне с просьбой расследовать эти нелепые слухи?

— Мне кажется, Алиса боялась, как бы миссис Лайтфут не рассердилась на Гизелу, если та сообщит на сторону о том, что происходит в школе…

— Была ли мисс Айтчисон в числе тех лиц, кто видел «двойника» в Мейдстоуне?

— Нет, нет, но она слышала все истории обо мне, которые там распространялись. Когда я встретила Алису в Бреретоне, то ужасно боялась, как бы она не начала распространять здесь все эти мейдстоунские россказни. При первой же нашей встрече наедине я умоляла ее дать мне твердое обещание, что она не станет об этом рассказывать никому в Бреретоне. Она мне обещала, и я уверена, что она сдержала слово. Но она имела обыкновение упоминать об этом в разговорах со мной в присутствии других, — все эти намеки на загадочные явления были мне понятны, но недоступны для понимания окружающих. Она прекрасно понимала, что тем самым заставляет сидеть меня как на иголках, но ей, видимо, мои страдания доставляли удовольствие. В день моего отъезда она даже сообщила мне, что видела мое лицо в окне верхнего этажа, хотя в это время я была в саду. Но я была уверена, что все это притворство, что ничего она не видела и говорила все это, чтобы только лишний раз мне досадить.