Фрэнсис вышла.
Холмы, на которых стоял дом, почему-то уже не казались такими чудесными, как в детстве, когда она взбиралась на них, и свежий ветер срывал с нее шляпу. Разговор оказался более чем бесполезным, и она ругала себя за то, что начала его. Забившись в угол машины, она разглядывала из окна мокрые улицы. Фрэнсис почувствовала, что ей стало еще страшнее. И это ее встревожило. Одно дело с растущим беспокойством и подозрением следить за тем, что происходит вокруг тебя, и совсем другое — внезапно убедиться в грозящей серьезной опасности и почувствовать себя за все в ответе. Особенно, когда тебе нет еще и двадцати, и ты совершенно одна.
Шофер остановился перед домом 38, и она попросила его не сигналить. Если Филлида дома, возможно, она еще в постели, шторы в комнате опушены, и ее осматривает новый «меди кус».
Фрэнсис вышла из машины и прошлась пешком до Галереи. Строгие, чистые линии здания ее немного успокоили. На первый взгляд, дом 39 на Сэллет-сквер, где можно было купить все что угодно, от мечтательного Рембрандта до скромной современной резьбы по дереву, казался милым элегантным частным домом. Однако через мгновение от спокойного, умиротворенного настроения в душе Фрэнсис не осталось и следа. Девушка, в душе которой уже поселились тревога и чувство опасности, ощутила перемены, как только вошла в холл. Говорят, дом, в котором бушуют неистовые страсти, испускает какие-то таинственные флюиды, какое-то беспокойство чувствуется в самой его атмосфере, и есть люди, наделенные особой чувствительностью, которые это ощущают. И именно эта волна каких-то неприятных предчувствий охватила в тот день Фрэнсис, едва она переступила порог.
— Конечно. Это очень серьезно, и вполне естественно, что мистер Филд очень рассержен.
Мисс Дорсет откинулась на спинку своего секретарского кресла, и ее худое лицо вспыхнуло.
— А какой художник не рассердился бы, если бы ему в разгар экспозиции позвонили из галереи и спокойным голосом сообщили, что его лучшая картина вся изрезана ножом. О, мисс Айвори, как бы я хотела, чтобы ваш отец поскорее вернулся.
Мисс Дорсет была когда-то веселой и жизнерадостной, а теперь уже много-много лет тихо старела на службе. Однако, казалось, никто, даже она сама, этого не замечал. Она отодвинула бумаги и встала. Губы ее дрожали.
— Дэвид Филд здесь? — голос Фрэнсис выдал ее расстроенное состояние, но мисс Дорсет была не в том настроении, чтобы это заметить.
— Конечно, здесь. Они все наверху, в кабинете мистера Мэйрика. Шумят и обсуждают, как мистер Филд сообщит всему Лондону о случившемся. Если бы мистер Мэйрик был здесь, он бы обязательно что-нибудь придумал. Формби рассказал, как все это случилось. Я сразу все прекрасно поняла, но я места себе не нахожу от злости. Это тот большой портрет мексиканской танцовщицы, номер шестьдесят четыре. Прекрасная картина!
— Я что-то не поняла. Так Формби видел, кто это сделал? — озадаченно спросила Фрэнсис. Формби работал в Галерее смотрителем уже много лет, и с трудом верилось, что такое невероятное варварство могло произойти прямо у него перед носом.
Мисс Дорсет не смотрела на нее.
— Формби упрямо стоит на своем, — промолвила она неохотно. — Он утверждает, что все было в порядке в два часа, когда он пошел в большую галерею к мистеру Роберту. Они там разговаривали с мистером Лукаром, а когда вышли оттуда, минут через пятнадцать, он вернулся и увидел этот кошмар. Формби поднял тревогу, и Норт позвонил мистеру Филду. Это все опять продолжается. Просто чудовищно!
— То есть Формби утверждает, что там никого не было, кроме Роберта и Лукара, и что они были вместе? Он понимает, что это значит?
— Не спрашивайте меня об этом. — Мисс Дорсет подавила волнение, лицо ее приняло покорное выражение. — За всю свою жизнь я поняла, что в бизнесе лучше держать язык за зубами и закрывать глаза на многое, но сейчас мне кажется, что и у осторожности должны быть свои пределы. С семнадцати лет я работаю на вашего отца, и я его очень уважаю. Пусть я потеряю место, но я должна написать ему всю правду. Всю, начиная с истории с Королевским каталогом. И сейчас я твердо уверена, что нужно послать ему телеграмму. Мне стыдно смотреть, как прекрасная старая фирма со старыми традициями чахнет в руках сумасшедшего, пусть даже о нем самом вы не можете сказать ничего дурного. В жизни не говорила таких неосторожных слов, но это правда, и кто-то должен об этом сказать.
Фрэнсис медленно поднялась наверх. Дверь в личный кабинет Мэйрика была открыта и, замешкавшись перед дверью, она услышала внутри голоса. Она различила вежливый, но настойчивый голос смотрителя. Его речь выдавала уроженца бедных кварталов восточного Лондона.
Читать дальше