Клод Изнер - Убийство на Эйфелевой башне

Пританцовывая, Данило прошагал в глубину своего «жилища». На ходу он приветственно помахал Аттиле, набитому соломой кабану, которого позаимствовал у галло-римлян, чтобы скрасить одиночество. «Привет, обитель чистая моя», — пропел он, отодвигая шторку, за которой скрывалась миниатюрная вешалка. Прервав пение, он резко вскрикнул, лицо его дернулось, и он быстро поднес руку к затылку. Его что-то кольнуло! Скорее ошеломленный, чем испуганный, он сделал над собой усилие, пытаясь обернуться. Перед глазами плясала темная тень. Он сощурился. Слабый свет газового фонарика померк. Он хотел снова зажечь его, протянул руку, но она не слушалась. Ему страшно захотелось спать. «Ты и правда устал, а ведь завтра надо быть в форме… Это твоя первая репетиция…»

Схватившись за штору, он начал сползать на землю. Пока Данило медленно падал, он снова ясно увидел роскошные груди Таша, за которой иногда подглядывал сквозь дырку в стене. Тени вокруг него плясали, очертания предметов размывались, все словно заволакивал туман. Оборвав шторку, он мягко рухнул наземь.

Усевшись на травке по-турецки, Самба поджидал возвращения друга. Его завтрак состоял только из кулька жирной жареной картошки, и он уже проголодался. Он представил себе калебас, до краев наполненный рассыпчатым дымящимся рисом с посыпанными приправой овощами. У него потекли слюнки.

На пороге пещеры появился человек. Самба встал, но с огорчением увидел, что это всего лишь один из посетителей.

Когда минуло еще четверть часа, у него лопнуло терпение. Преодолев робость, он осторожно зашел в пещеру. В полутьме с трудом различил застывшего на четырех лапах зверя и вздрогнул, сдерживая волнение.

— Ты напугал меня, некто в облике бородавочника! Мсье Дукович, вы здесь?

Он продвигался вперед маленькими шагами, выратащив глаза и вытянув перед собой руки, в страхе прогневить духа пещер.

Споткнувшись о груду тряпья, потерял равновесие.

— Мсье Дукович!

На земле лежал человек. Собравшись с силами, Самба нагнулся к его лицу, и, осмотрев ближе, убедился, что Данило Дукович больше никогда ничего не споет. Потрясенный, он подобрал полы своего бубу.

Бежать из этого проклятого места, скорее!

— Хозяин! Хозяин! Вы меня слышите? Это важно! — кричал Жозеф, барабаня в дверь.

— Что такое? — проворчал Виктор.

— Посетительница, причем хорошенькая, рыженькая, хочет с вами поговорить. Она утверждает, что вы знакомы.

— Пусть войдет.

Виктор отодвинул засов, приоткрыл дверь, нервно пригладил усы. На лестнице застучали легкие шаги Таша, и девушка проскользнула в комнату. Она непринужденно потянулась к нему с поцелуями, однако Виктор почему-то отступил. Удивленная, она мгновение стояла затаив дыхание, потом обрела дар речи.

— Ты видел мою записку? — только и нашла она что спросить.

Он кивнул.

— Я не смогу быть дома вечером, придется поужинать на выставке в обществе Шарля Гарнье, Антонена, Мариуса, Эдокси и всяких официальных лиц, ну, ты понимаешь, это нужно для статьи. Жаль, но мне не удастся просто уйти по своим делам. Как только узнала, поспешила тебя предупредить. В моем распоряжении два часа, — заключила она, кладя на стул перчатки и шляпку.

Эти распущенные волосы, эти розовые щечки… Не поддаваться. Сделав вид, будто его внезапно очень заинтересовало состояние собственных ногтей, Виктор безразличным тоном заметил:

— Это была хорошая идея, зайти. Мне не дает покоя один вопрос: любопытно узнать, где вы нашли «Капричос» Гойи.

— Да что это значит? Почему ты говоришь мне «вы»? — Таша засмеялась. — А-а, понимаю! Это из-за того человека внизу! Не беспокойся, он давно уже вернулся за прилавок.

Виктор не реагировал, и она продолжала уже не так уверенно:

— Это у тебя такие шутки?

— Нет, Таша, просто я хочу знать, где… Я видел у тебя копию, и вот…

Не давая ему закончить, она закричала:

— Да у Островского! В обмен на мои акварели с изображением краснокожих он позволил мне срисовать несколько картинок со своего экземпляра. И что ты…

— Этого не может быть. Распродано всего двадцать семь томов офортов. После февраля 1799 года инквизиция их запретила.

— И что с того? Ты не единственный, у кого они есть! Кстати, твои ли они? Да какая муха тебя укусила?! Этот ледяной вид, эти вопросы… Ты снова думаешь обо мне плохо, хотя эту ночь мы провели вместе!

В ее голосе слышалась обида. Виктору трудно было сохранять невозмутимость.

— Таша, я схожу с ума! Скажи правду, кто ты?