Жорж Сименон - Пассажир «Полярной лилии» (cборник)

— Садитесь сюда, капитан… А ты вот здесь, дорогой.

Петерсена она хотела усадить справа от себя. Вринса слева. Молодой человек заколебался. Тут она взорвалась:

— Да что с вами со всеми? Можно подумать, мы на похоронах. Налейте мне выпить. Да, да, я так хочу.

Пить буду одна. Тем хуже!

— Успокойтесь! — неловко вмешался капитан.

— С какой стати мне успокаиваться? Разве у вас не пароход, а собор? Пусть дадут музыку.

Теперь это была совсем другая женщина. Напряжение, которое обычно лишь угадывалось в ней, вырвалось наружу. Она сошла с рельсов и уже не могла ни остановиться, ни взять себя в руки.

Вринс наклонился и прошептал ей на ухо несколько слов, видимо, призывая к благоразумию.

— Отстань! Я хочу пить. Это мое дело, понятно?

Дело шло к нервному срыву. Капитан чувствовал это, боясь и радуясь одновременно.

Неужели благодаря этой душной, как в теплице, атмосфере он наконец что-нибудь выяснит? Пожалуй, он уже сейчас лучше понимает рассказ привратницы с улицы Деламбр, мысленно представляя себе и мастерскую, и бывших в ней похожих на Катю женщин.

— Дайте прикурить.

Катя посмотрела на три еще непочатые бутылки.

Шутрингер раскуривал толстую черную, едко пахнущую сигару. Эвйен старался держаться как можно непринужденней.

Вдруг она вскочила, одним махом сбросила бутылки на пол и побежала к дверям. На пороге задержалась, обернулась, заметила, что за нею спешит Вринс.

— Нет! Не надо… — прерывистым голосом пролепетала она.

И так стремительно понеслась по трапу, что едва не грохнулась.

Молодой человек поколебался и тоже выскочил из салона.

Петерсен посмотрел на остальных. Все совершенно растерялись. Второй помощник выдавил:

— Мне можно пойти и лечь?

Эвйен мрачно расхаживал взад и вперед. Капитан подошел к двери и на пороге чуть не столкнулся со стюардом.

Петерсен потащил его за собой на прогулочную палубу, где их сразу осыпали хлопья снега, кружившиеся под ветром, — надвигался шквал.

— Где она?

— В каюте. Что случилось? Она пробежала мимо меня вся в слезах.

— А Вринс?

— Она заперлась перед самым его носом. Он объясняется с нею через дверь. Что говорит — я не расслышал. Она что, пьяна?.. Один вопрос, капитан: шампанское занести на ее счет?

— Разумеется. Иди.

В темноте Петерсен различил чью-то фигуру. Вернее, сначала различил лишь красную точку папиросы.

Он быстрее шагнул вперед, но, лишь подойдя вплотную к неизвестному, узнал Петера Крулля.

— А ты что тут делаешь?

Угольщик неторопливо вынул самокрутку изо рта.

— Как видите, дышу свежим воздухом.

— Отдыхаешь?

— Нет. Просто дал крону напарнику, чтобы он подменил меня. Это мое право. Раз кочегару хочется угля…

Крулль не пытался ни оправдать свое пребывание здесь, ни даже прикинуться простачком. Напротив! Его глаза посверкивали еще ироничнее, чем всегда.

— А дамочка-то нервная! — добавил он, пока капитан сообразил, как ему поступить.

— Ты подсматривал через иллюминатор?

— Да, все время.

Петер сплюнул за борт и, несмотря на ветер, свернул себе новую папироску.

— Ты что, встречал ее раньше?

— Почему обязательно ее? Вообще женщин такой породы. Была у меня одна…

— В каком-нибудь гамбургском притоне? — съязвил капитан, чтобы поставить наглеца на место.

— Нет, в Берлине, в западной части. На Якобштрассе бывали? Тихая такая улица, большие современные виллы, вокруг них сады…

Крулль порылся в карманах, ища спички.

— Что же ты там делал?

— Путного мало. Записался в адвокатуру стажером, но в суд и носу не казал. Держал большую машину — знаете, двухтактную, одну из первых моделей.

И все время этот ироничный взгляд, эта подчеркнутая невозмутимость, сбивающая Петерсена с толку!

— А женщина?

— Была моей подружкой. Разводка. Сперва была за Брекманом, рурским стальным магнатом. Теперь, кажется, живет в Египте — вышла за английского то ли консула, то ли посла.

Капитан заглянул через ближайший иллюминатор и увидел, что Эвйен выходит из салона, а Шутрингер, все такой же сонный, допивает оставшихся два полных бокала.

Слова Крулля смутили Петерсена своей несуразностью. Добропорядочный норвежец из средних слоев, он предпочитал не замечать двусмысленных ситуаций, неизбежно возникающих порой в этом мире.

«Почем знать, не лжет ли он?» — успокоил себя капитан.