Джозефина Тэй: Дело о похищении Бетти Кейн

— Сколько ей лет?

— Пятнадцать, вернее, почти шестнадцать. Она сказала, что ее похитили, увезли в автомобиле. И это все, что опекуны смогли от нее добиться за два дня. Она была в полубессознательном состоянии. Примерно через двое суток она пришла в себя и тогда рассказала им…

— Им?

— Ну да, своим опекунам, Уиннам. Полиция намеревалась расспросить ее саму, но девочка так нервничала при упоминании о полиции, что пришлось от непосредственного контакта отказаться и довольствоваться тем, что она рассказала домашним. По ее словам, когда она ждала на перекрестке в Мэйншиле, рядом остановился автомобиль, в нем сидели две женщины. Та, что помоложе, была за рулем и предложила девочке довезти ее.

— Девочка была одна?

— Да.

— Почему же никто ее не провожал?

— Дядя работал, а тетку какие-то друзья попросили быть крестной матерью их младенца, и она в тот день отправилась на крестины… Девочка сказала, что ждет лондонский автобус, но женщины сообщили ей, что автобус уже ушел, и она им поверила. Она и сама боялась, что опоздала к автобусу, а было уже четыре часа, шел дождь, начинало темнеть. Женщины предложили довезти ее до местечка, название которого она не разобрала, откуда через полчаса пойдет автобус к Лондону. Девочка с благодарностью приняла это предложение и села рядом со старой женщиной… Дождь заливал стекла. Впрочем, девочка не обращала внимания на дорогу и рассказывала своей соседке о себе. Когда, наконец, она огляделась, уже совсем стемнело и казалось, что они едут уже очень долго. Тут она стала благодарить дам за их доброту, что они ради нее отклонились от своего пути, но женщина помоложе, которая до сих пор молчала, заявила, что нет, вовсе они не отклонились, они едут к своему дому, и предложила девочке зайти выпить кофе и перекусить, а затем ее отвезут к автобусу… Зачем, мол, двадцать минут под дождем ждать автобуса, когда за это время можно обогреться и поесть? Девочка согласилась. Они въехали в ворота, но было слишком темно, чтобы разглядеть дом. Девочку ввели на кухню…

— На кухню? — переспросил Роберт.

— Да. Старая женщина поставила на плиту кофейник — разогреть кофе, а другая стала делать бутерброды. Пока они пили и ели, старая дама сообщила, что у них сейчас нет горничной и, быть может, девочка согласится поработать у них хоть немного. Та наотрез отказалась. Женщины настаивали… Сказали, пусть хоть поднимется наверх, посмотрит, в какой славной комнатке ей предстоит жить, если она здесь останется… Девочка говорит, что в ту минуту она была такой усталой и растерянной, что подчинилась. Она помнит, что первый марш лестницы был застлан ковровой дорожкой, на втором же дорожки не было, а было под ногами «что-то твердое». И это все, что она запомнила, пока не проснулась следующим утром на узкой и низкой кровати в чердачной голой комнате. На девочке осталась лишь комбинация и никаких следов ее одежды. Дверь заперта, маленькое круглое окно — тоже. Во всяком случае…

— Круглое окно, — повторил Роберт с чувством какой-то неловкости.

— Да, круглое, — подтвердила Марион. — Круглое окно в крыше.

…Когда Роберт подходил к дому, у него мелькнула мысль: «До чего ж неудачно всажено в крышу это круглое оконце». Поэтому слова Марион показались ему вполне достаточным комментарием…

Грант по своему обыкновению сделал вежливую паузу и продолжал:

— Скоро более молодая женщина явилась с миской каши. Девочка отказалась есть, потребовав, чтобы ей вернули одежду и отпустили. Женщина ответила, что, мол, будешь есть, когда проголодаешься, и, оставив миску, ушла. Девочка просидела одна до вечера. Затем снова пришла эта женщина, принесла поднос с чаем и свежими булочками и вновь стала уговаривать девочку поработать горничной. Девочка снова отказалась. По ее словам, эти уговоры и даже угрозы продолжались несколько дней. Наконец она решила разбить окошко, выбраться на крышу и позвать на помощь какого-нибудь прохожего или бродячего торговца. К сожалению, единственным орудием был стул, и девочке не удалось разбить стекло, оно лишь треснуло. И тут ворвалась молодая женщина. Она выхватила у девочки стул, избила ее, унесла стул, затем вернулась с хлыстом и вновь стала бить девочку, пока та не потеряла сознание. На следующий день появилась старуха с охапкой постельного белья и заявила, что если девочка не хочет работать, то пусть хотя бы займется починкой. Если же и это не будет делать, то не получит еды. Но девочка слишком скверно себя чувствовала, чтобы взяться за шитье, и ей не дали есть. На другой день ее вновь собирались избить, если она не возьмется за починку. Она починила кое-что из белья и ей дали тушеного мяса на ужин. Так продолжалось несколько дней, и, если девочка шила плохо или мало, ее лишали пищи и били. Однажды старуха принесла ей, как обычно, тарелку с тушеным мясом и ушла, оставив дверь незапертой. Девочка немного подождала, решив, что это ловушка, но затем выбралась на лестничную площадку. Было тихо, и она сбежала вниз по ступенькам. Из кухни раздавались голоса обеих женщин. Девочка кинулась к входной двери, тоже оказавшейся незапертой, и выскочила в ночную тьму…