— Проснулся?
Он даже не слышал, как она вошла.
— Катрин!..
— Я устроила перемену… Скоро уже каникулы… И потом, здесь я сама себе хозяйка.
Они чувствовали себя неловко, хотя вместе росли, вместе играли, могли вместе прожить жизнь, если бы…
— Где моя машина? — спросил Раймон.
— Я спрятала ее в старой пастушьей хижине — туда теперь никто не заглядывает… Не бойся.
Она подошла к нему совсем близко. Он увидел все то же круглое свежее лицо с насмешливым выражением, которое он когда-то любил. Она была одета в белое платье с застежкой на плече, делавшее ее похожей на лаборантку.
— Тебе удалось отдохнуть?
Он с трудом сел на кровати.
— Я опустошен, — прошептал он. — Прости, Катрин… Я не подумал… Мне хотелось одного — спрятаться!.. Лучше места я не нашел… Глупо! Здесь меня запросто найдут.
— Никто не видел, как ты приехал, — сказала Катрин невозмутимо, тем тоном, каким обычно успокаивала детей. — А если меня спросят, хотя это и маловероятно, я скажу, что ничего не знаю… кроме того, что написано в газетах… Как ты себя чувствуешь?.. Вчера утром вид у тебя был совершенно безумный. Я даже испугалась… Ведь это неправда?.. Ты их не убивал?
Раймон спрятал лицо в ладонях.
— Не знаю… Я уже ничего не соображаю…
Она ласково погладила его по голове.
— Бедный мой! Отдохни еще… Тебе необходимо отдохнуть… Надо же — такой сильный и такой слабый!
— Клянусь, все, что я тебе рассказал, правда.
— Конечно!.. Пояс, бутылка, выстрел из пистолета…
Она засмеялась и села возле него на кровать.
— Что может быть естественнее! — продолжала она. — Пошел навестить знакомого, увидел, что он повесился, и счел себя виновным… Бросил бутылку в картинку и вообразил, что убил человека, который находился совсем в другом месте… Выстрелил в телевизор, а попал в певца!
— Но не приснилось же мне все это! — вскричал Раймон.
— Нет! Конечно, не приснилось. Но кто-то, наверное, очень старался, чтобы приснилось. Послушай… ложись и отдохни… Вот тебе таблетки, будь умницей, выпей прямо сейчас… Такие истории, как ты мне рассказал, я сама сочиняю детишкам, когда они начинают уставать и перестают слушать…
— Уверяю тебя…
— Бедный мой оборотень, — сказала Катрин, целуя его в щеку.
Она помогла ему снова лечь, подоткнула одеяло, все с той же ласковой решимостью, которая расставляла все по своим местам и так удачно сочеталась с этим светом, тишиной и покоем школы. Раймон погрузился в сон.
Когда он проснулся, она сидела у его изголовья, вязала свитер. Она приподняла вязание, чтобы он смог рассмотреть.
— Правда, красиво получается?.. Ну как, тебе лучше?
— Уже есть хочется, — сказал Раймон.
Катрин от души рассмеялась, как будто она вызвала его голод и страшно этим гордилась.
— Все готово. Надеюсь, тебе по-прежнему нравятся наша кровяная колбаса и грибная похлебка… Ты там так изменился… Пойду подогрею… Я выстирала и погладила твое белье… Кстати, можешь шуметь. Мы одни.
— Спасибо, Катрин.
Он был страшно растроган. Чистая рубашка, безупречная стрелка на брюках и все остальное: запах дома, ветер гор, раздувающий занавески… Смешно, но у него прямо горло перехватывает… Внизу Катрин гремела кастрюлями. Он вдруг вспомнил мелодию песни: «Я тебя обнимал…» Обнимать Катрин… И больше ни о чем не думать!.. Он спустился вниз, остановился на пороге классной комнаты. С доски еще не стерли пример на сложение. Под стеклом меры объема, веса, строго выстроенные оловянные и медные гирьки… карта Франции, глобус, на стенах — лучшие детские рисунки… Все понятно и ясно. И никакого обмана! Он вошел в кухню, и Катрин, словно так и надо, подставила ему щеку для поцелуя.
— Садись вот здесь… Видишь, у меня тесно.
Она убрала со стула газеты.
— Я покупала все, в которых писали о тебе… Получилась целая кипа.
Все так же улыбаясь, она налила Раймону супа.
— Горячо! Не обожгись.
Она смотрела, как он ест. Он чувствовал, что напряжение спадает. Наступила минута, когда он откинулся на спинку стула, положил руки на скатерть ладонями вниз и улыбнулся.
— Ну как? — спросила она. — Приходишь в себя?.. Прошло твое безумие?
— Ой, давай не будем об этом, — устало произнес он. — Мне все равно от этого не избавиться, ты же понимаешь.
— Все дело в твоей подружке… этой Валери…
— Кати! Не будь злюкой!
— Ты ее любишь?
— При чем тут это? Какое отношение имеет одно к другому? Что она могла мне сделать?
— Господи, Раймон, каким же ты можешь быть глупым, когда захочешь!.. Подумай же, наконец!.. Ты никого не убивал, но получалось так, будто ты убил всех троих. Значит, непременно кто-то постарался, подтасовал карты.
Читать дальше