— Я отдаю ее под вашу опеку, — сказал он. — Я уже больше не в силах для нее что-либо сделать… Эта особа напичкана комплексами. Угадайте ее последнее открытие. Она вообразила себе, что я в нее влюбился.
— Разве это неправда? — рассмеялась Мари-Анн.
— Разумеется, неправда. Вы же меня знаете.
— То-то и оно!
— Нет, шутки в сторону. Уверяю вас, с меня хватит.
— Ладно, — сказала Мари-Анн. — Я поселю ее на некоторое время у нас. Работа фабрики ее развеет. А затем отвезу в Антрево. Время отпусков не за горами, так что все складывается весьма удачно. Как по-вашему, она согласится?
— Почем я знаю! Все, чего я хочу, это сбыть ее с рук. Извините, что я веду себя так невежливо.
— Будет вам! Я с удовольствием приму у вас эстафету. Иду предупредить Филиппа. Он перевезет ее к нам сегодня же вечером.
Лоб впервые устроил себе послеобеденный отдых. Он поднялся в Симиез и, гуляя по старому саду при монастыре, пережевывал в уме свое возмущение. Продолжая прерванный диалог с Зиной, он развивал свои аргументы, которые она не пожелала выслушать, и объяснил себе ее случай — ясно и неопровержимо, как профессиональный психиатр. Потому что тут все было ясно и заурядно. Сначала травма, нанесенная арестом отца, затем толкование, раз за разом, малейших незадач как знамений трагической судьбы… Когда-то он разыграл аналогичную комедию сам с собой. Но его это не толкнуло на самоубийство. Ведь тогда ему пришлось бы систематически накладывать на себя руки. Наверняка в последние месяцы у Зины стряслась беда, которая ее добила, но она продолжала утаивать это от других. Почему она сказала: «Не хочу, чтобы меня любили»? Выходит, кто-то пытался ее любить? А потом предал? Ох, уж мне эти высокие чувства! Этот выспренный слог!
Мало-помалу Лоб приходил в себя. Ему нравилось прогуливаться по этому безлюдному саду, куда не доносился городской шум. Она не вызывала в нем ничего, кроме острого любопытства. Потому что они различались в одном: пусть оба и пережили тяжелую пору, он, по крайней мере, изгнал злых духов своего детства, тогда как Зину они не отпускают, о чем свидетельствовала тысяча деталей. К примеру, ее взгляд — беспокойный, бегающий; он следил за каждым его жестом, подстерегая, как бы рука дающего не обернулась сжатым кулаком. Или же ее манера втягивать голову в плечи… А голос, западающий в душу… И это категорическое нежелание доверительно выложить все начистоту… «Позвоню ей завтра», — решил Лоб. Но позвонил в тот же вечер. К телефону подошел Филипп Нелли.
— Дамы гуляют в саду, — сообщил он. — Похоже, они замечательно поладили. Это заслуга девчушки… Нет, она не очень ломалась. Правда, со мной, как правило, не поспоришь. Я схватил ее вещи и — в машину!
— Какое у вас сложилось мнение?
— У меня? Да никакого. Мнения — это по части моей жены. Мы вас завтра увидим? Завтра воскресенье, и мы проведем его в Антрево. Приезжайте. Я свожу вас на ферму. Вам покажется, что вы снова очутились в Швейцарии.
Кончилось тем, что, не найдя предлога, чтобы отказаться, Лоб принял приглашение и подумал не без горечи, что все пойдет как прежде, что он все глубже увязает в тупиковой ситуации. Ему все же следовало найти предлог для отказа; но в таком случае он выглядел бы виноватым, который просит прощения, и, возобнови он в той или иной форме свой допрос, Зина заподозрит его в ревности. А уж дальше идти некуда! Разве что…
Ему пришла в голову мысль, которую он нашел удачной. Не сможет ли он сохранить лицо, сказав Зине, что она относится к разряду людей, о которых идет дурная слава — они, мол, способны накликать беду. Такие люди — серьезная проблема для страховых компаний: ни в чем конкретном их не уличишь — они неосторожны не более других — и тем не менее с ними постоянно приключается что-то несусветное. Он на этом собаку съел и располагал множеством фактов и примеров. Тем самым ему было бы нетрудно оправдать свою опрометчивую фразу: «Этот кошмар касается меня самого…» Зина поймет, что в ней не содержалось никакого намека на влюбленность, и позволит расспрашивать себя без обиняков. В кои-то веки Лоб почувствовал себя довольным, хотя охватившая его радость была несоразмерно велика, а до ее подлинной причины следовало еще докопаться, будь на то время. Но ему предстояло купить подарки Зине и супругам Нелли, и, когда наступила пора ложиться, он принял снотворное во избежание мрачных мыслей перед сном.
Наутро его ждала забитая машинами, как всегда по воскресеньям, дорога. Он долго плутал, прежде чем нашел прямой путь на ферму.
Читать дальше