Уильям Коллинз - Армадэль. Том 2

Вот суть письма.

Я старательно его обдумала, после того как Мидуинтер оставил меня одну после прочтения письма. Я думаю, что Мануэль недаром убедил Армадэля крейсировать в Адриатическом море, в котором гораздо меньше встречается кораблей, чем в Средиземном. Выражения, в которых упоминалось о такой ничтожной потере, как сигарочница, также поразили меня — как предсказание того, что будет. Я заключила, что банковые билеты Армадэля были разменены на золото не по его собственной предусмотрительности и знанию дел. Я подозреваю, что влияние Мануэля было также использовано в этом случае, и опять не без причины. Должна сказать, что во время бессонной ночи эти соображения беспрестанно приходили мне в голову, и время от времени я склонялась к решению о необходимости для меня вернуться в Англию.

Как попасть туда, особенно без Мидуинтера, — я не могла придумать в ту ночь. Я старалась разрешить это затруднение и заснула, измученная к утру, не придумав ничего.

Несколько часов спустя, когда я уже была одета, пришёл Мидуинтер с известием, полученным с утренней почтой от лондонских журналистов. Издатели газет получили от редактора такой благоприятный отзыв о его корреспонденции из Неаполя, что решили предложить ему более ответственную должность с большим жалованьем в Турине. Редакторские инструкции были приложены к письму и его просили не теряя времени выехать из Неаполя к новому месту службы.

Услышав это, я успокоила его, прежде чем он успел задать вопрос, тревоживший его, согласна ли я на переезд. Турин имел в моих глазах большую привлекательность в том отношении, что он находится на дороге в Англию. Я уверила Мидуинтера тотчас, что готова ехать так скоро, как только возможно.

Он поблагодарил меня за готовность поддержать его планы с большей теплотой и ласковостью, чем я это видела в нём последнее время. Приятные известия от Армадэля, полученные накануне, по-видимому, вывели его из состояния отчаяния, в которое он был погружён после отплытия яхты. А теперь сообщение о его профессиональном успехе, а более всего надежда покинуть роковое место, в котором третье видение сновидения сбылось, окончательно (как он признался сам) развеселило и облегчило его. Он спросил, прежде чем ушёл отдать распоряжения к нашему отъезду, ожидаю ли я известий от своих «родных» из Англии и распорядиться ли ему насчёт того, чтоб мои письма пересылались вместе с его письмами poste restante [11] До востребования. в Турин. Я тепло поблагодарила его и приняла предложение. В голове моей тотчас мелькнула мысль, как только он сделал своё предложение, что моими мнимыми «семейными обстоятельствами» снова можно воспользоваться как причиной для неожиданного отъезда из Италии в Англию.

Девятого числа мы поселились в Турине.

Тринадцатого Мидуинтер, будучи тогда очень занят, спросил, не хочу ли я избавить его от потери времени и сходить за письмами, которые, может быть, были пересланы нам из Неаполя. Я ожидала случая, который он теперь сам представил мне, и решилась ухватиться за него, не давая себе времени заколебаться. Нам не было писем poste restante. Но когда он задал мне этот вопрос после возвращения, я сказала ему, что для меня было письмо с неприятными известиями из «дома». Моя «мать» была опасно больна, и меня умоляли, не теряя времени, спешить в Англию, чтобы увидеться с нею.

Кажется совершенно непонятным теперь, когда я далеко от Мидуинтера, но тем не менее справедливо, что я не могла, даже теперь сказать ему заведомую ложь без трепета и стыда. Другие люди сочтут, да и я сама считаю это совершенно несообразным с таким характером, как мой. Несообразно или нет, а я это чувствовала. А что ещё удивительнее (может быть, мне следовало бы сказать безумнее), если бы он настаивал на своём первоначальном намерении проводить меня в Англию, скорее чем позволить ехать одной, я твёрдо верю, что повернулась бы спиной к искушению во второй раз и заставила бы себя возвратиться к старой мечте прожить жизнь счастливо и безбедно с любимым мужем.

Обманываю ли я себя в этом? Наверно, обманываю. Теперь важно только то, что случилось.

А кончилось тем, что Мидуинтер позволил мне убедить его, что я довольно опытна для того, чтобы заботиться о себе во время поездки в Англию, и что у него есть обязанности относительно журналистов, вверивших ему свои интересы, что нельзя поэтому оставлять Турин сразу после того, как он переехал туда. Мидуинтер не страдал, прощаясь со мною так, как страдал, когда видел в последний раз своего друга. Я это видела и как следует оценила беспокойство, выраженное им насчёт того, чтоб я писала ему. Наконец я совершенно преодолела свою слабость к Мидуинтеру. Ни один мужчина, истинно любивший меня, не поставил бы своих обязанностей по службе выше своих обязанностей к жене. Я ненавижу его за то, что он позволил мне убедить его! Мне кажется, он был рад избавиться от меня. Мне кажется, он увидел в Турине какую-нибудь женщину, которая понравилась ему. Ну, пусть тогда следует своей новой фантазии, если хочет! Я скоро буду вдовой мистера Армадэля Торп-Эмброзского, и какое мне будет тогда дело до того, кого он любит или не любит?