Дик Фрэнсис - 1965, Ради острых ощущений

- Вам хочется верить, что это был несчастный случай… По-моему, вам этого очень хочется.

Он сдержанно кивнул.

- Думать по-другому невыносимо тяжело. Если бы не эти проклятые девять часов, все было бы совершенно ясно.

Я пожал плечами.

- Он мог провести их самым невинным образом. Например, в баре. Или в ресторане. Или в кино. Или с девушкой.

- Мог, конечно, - сказал он.

Но сомнения остались - и у него, и у меня.

На следующий день ему предстояло вернуться на своем «холдене» в Сидней и улететь в Англию. Он пожал мне руку и дал адрес своего лондонского дома, где мы договорились встретиться. Открыв дверцу машины и занеся одну ногу, он сказал:

- Мне кажется, было бы хорошо для вашей… э-э… роли… если бы вы предстали несколько, так сказать, ненадежным конюхом, чтобы привлечь внимание мошенников.

- Несомненно, - ухмыльнулся я.

- Тогда, по моему мнению, вам стоило бы отрастить небольшие бачки. Удивительно, сколько недоверия может породить лишний дюйм волос перед ушами!

Я засмеялся.

- Неплохая мысль.

- И не берите с собой много одежды, - добавил он. - Я подберу вам английский гардероб, подходящий для вашего нового образа.

- Хорошо.

Он сел за руль.

- Ну что ж, до свидания, мистер Роук.

- До свидания, лорд Октобер.

После того как он уехал и перестал действовать на меня силой своего убеждения, вся идея показалась мне более безумной, чем когда-либо. Но от разумных поступков я ужасно устал. Я вкалывал с утра до ночи, чтобы подготовиться к отъезду, и каждое утро просыпался с желанием поскорее оказаться в пути.

За два дня до отъезда я отправился в Джилонг попрощаться с Филипом и объяснить директору школы, что я уезжаю в Европу и пока не знаю, когда вернусь. Обратно я возвращался через Френшем, чтобы повидать сестер, которые дружными восклицаниями отметили темные полоски растительности на моем лице, придававшие ему требуемый «ненадежный» вид.

- Ради всего святого, сбрей их, - сказала Белинда, - они чересчур сексуальны. Большая часть старшеклассниц и так от тебя без ума, а в таком виде они тебя просто на части разорвут.

- Звучит заманчиво, - сказал я, улыбаясь и с удовольствием глядя на сестер.

Хелен в свои неполные шестнадцать лет была нежной блондинкой, такой же грациозной, как цветы, которые она любила рисовать. Из всех троих она была самой привязчивой по натуре и больше всех страдала от отсутствия матери.

- Ты что, хочешь сказать, что тебя не будет все лето? - с тревогой произнесла она. Вид у нее при этом был такой, как будто рухнула гора Косцюшко.

- Все будет в порядке, вы уже почти взрослые, - поддразнил я ее.

- Да, но каникулы будут такие скучные…'

- Тогда пригласите каких-нибудь друзей.

- А можно? - Ее лицо прояснилось. - Это было бы здорово! Она повеселела, поцеловала меня на прощанье и вернулась к своим занятиям.

Старшая из моих сестер всегда отлично меня понимала, и я счел своим долгом рассказать ей об истинной цели моего «отпуска». Она неожиданно расстроилась.

- Дэн, дорогой, - сказала она, прижавшись к моей руке и шмыгая носом, чтобы не плакать, - я понимаю, что тебе было непросто растить нас и что мы должны быть рады, если ты наконец хочешь сделать что-то для себя, только, пожалуйста, будь осторожен. Нам так… так нужно, чтобы ты вернулся.

- Я вернусь, - беспомощно пообещал я, давая ей свой носовой платок. - Я вернусь.

Такси привезло меня из аэропорта через засаженную деревьями площадь в лондонский дом графа Октобера. Моросил мелкий серый дождь, ни в коей мере не соответствовавший моему настроению. На сердце у меня было легко и беззаботно, я был готов на все.

В ответ на мой звонок элегантная черная дверь была открыта дружелюбным слугой, который взял у меня из рук дорожную сумку, сообщил, что его светлость ожидает меня, и предложил немедленно пройти наверх. Поднявшись на второй этаж, я оказался в гостиной, отделанной в малиновых тонах, с электрообогревателем в старинном камине, вокруг которого с бокалами в руках стояли трое мужчин. Они стояли в непринужденных позах, повернув головы к открывшейся двери, и все как один излучали властность, которую я заметил в графе Октобере. Это был правящий триумвират Национальных скачек. Большие шишки. За ними были столетия традиционного могущества. И они воспринимали всю ситуацию куда менее легкомысленно, чем я.

- Мистер Роук, милорд, - произнес слуга, проводя меня в комнату.

Граф Октобер подошел ко мне, и мы обменялись рукопожатием.

- Хорошо долетели?