Дик Фрэнсис: 1997, Серый кардинал

Я был его произведением, как и многие другие сыновья, которые до двадцати лет остаются произведениями своих отцов. Я впитал его строгое чувство чести. Ясное видение того, что правильно и что неправильно. И непреклонное убеждение, что в постыдных поступках следует признаваться и за них расплачиваться. Но не скрывать их и не лгать. Четверо моих старших кузенов, а фактически братьев, сочувственно говорили, как трудно мне будет следовать его правилам.

- Садись, - сказал он.

В комнате было тепло. Я снял пеструю куртку на «молнии» и положил на пол рядом со шлемом. Потом сел в легкое кресло, на которое он указал.

- Я участвую в дополнительных выборах в Хупуэстерне, - начал он, как кандидат. На место члена парламента, который умер.

- М-м-м… - Я моргнул, до меня не сразу дошли его слова.

- Ты слышал, что я сказал?

- Ты имеешь в виду, что включился в предвыборную гонку?

- Твой американский друг Чак сказал бы, что я включился в предвыборную гонку. Но в Англии говорят, что я выставил свою кандидатуру на место в парламенте.

Я не знал, как полагается реагировать в таких случаях: «Прекрасно!», «Ужасно!», «Зачем?»

- Выставил кандидатуру? - недоуменно повторил я.

- Это место при незначительном перевесе голосов переходит от одной партии к другой. Его называют переходящим местом. Исход выборов неясен.

Я рассеянно обвел взглядом безликую гостиную. Он с едва заметным нетерпением ждал.

- Какое предложение? - повторил я.

- Да, теперь… - Его словно отпустило, и он расслабился. - Вивиан Дэрридж говорил с тобой грубо?

- Да.

- Обвинил тебя в употреблении наркотиков… Это его собственное изобретение.

- Но зачем? - в который раз недоуменно повторил я. - Если он не хотел, чтобы я помогал как любитель на тренировках, почему бы просто не сказать об этом?

- Он говорил мне, что ты никогда не поднимешься выше жокея-любителя средней руки. Никогда не будешь первоклассным жокеем-профессионалом. Твоя работа в его конюшне - пустая трата времени.

Я не хотел верить. Поверить в такое - невыносимо.

- Но мне это нравится, - неуверенно запротестовал я.

- Правильно. Но если ты честно заглянешь в себя, то признаешь, что в настоящий момент всего лишь приятно транжирить время - для тебя мало.

- Я не ты, - возразил я. - У меня нет твоей… твоей…

- Напористости? - предположил он. Я подумал, что это слабо сказано, но кивнул.

- Для того, что я задумал, мне вполне достаточно твоего ума и… м-м-м… отваги…

Если он собирался польстить мне, то, конечно, преуспел в этом. Немного молодых людей пропустит мимо ушей такую оценку.

- Отец… - начал я.

- По-моему, мы договорились, что ты будешь называть меня «папа».

В школе на собраниях, где встречались родители, учителя и ученики, он настаивал, чтобы я называл его «папа». Я так и делал. Но в уме он всегда оставался для меня «отцом», официально властвующим и контролирующим.

- Что я должен делать? - спросил я. Он по-прежнему не давал прямого ответа. Рассеянно посмотрел в окно, потом на мою куртку, лежавшую на полу.

Затем начал постукивать ногтями и напомнил мне сэра Вивиана.

- Я хочу, чтобы ты учился в университете Эксетера, куда ты уже принят.

- Ох! - Я постарался не показать ни удивления, ни раздражения, которые переполняли меня. А он продолжал так, будто я сейчас пущусь в длинную громогласную речь.

- Ведь ты хочешь взять «окно на год», так?

«Окном на год» назывался модный в последние годы перерыв в учебе между школой и университетом. Его высоко ценили и хвалили как период, необходимый для взросления и накопления жизненного опыта перед тем, как выбрать академическую карьеру. За «окно на год» высказывались многие, против почти никто.

- Но ты же согласился, что мне нужно «окно на год»? - напомнил я.

- Я не запретил. Есть разница.

- Разве… ты можешь запретить? И почему ты хочешь запретить?

- Пока тебе не исполнилось восемнадцати, по закону я могу делать почти все, что идет тебе на пользу. Или что, как я считаю, идет тебе на пользу. Ты не дурак, Бен. Ты знаешь, что это так. Еще три недели, до твоего дня рождения тридцать первого августа, я все еще несу ответственность за твою жизнь.

Да, я знал. И еще я знал, что, хотя по справедливости меня как сироту должны бы освободить от платы за обучение, ему придется платить. Из-за богатства отца меня не отнесут к тем студентам, которые нуждаются в помощи от государства или в стипендии от разных фондов. Совмещать учебу с работой, что возможно в некоторых странах, едва ли достижимо в Британии. Значит, если отец не будет тратить за мое образование, я не попаду в университет. Ни в Эксетере, ни в другом месте.