Дик Фрэнсис - 1998, Скачка тринадцати

«Вестник» перевернулся из-за того, что вышел в море с открытыми загрузочными люками».

А открыты они были из-за того, что их забыли задраить после того, как загрузили в трюм машины, направлявшиеся в Дувр. И проверить никто не потрудился.

Паром наполнился водой и перевернулся за полминуты.

Корпус судна, торчащий над водой, был огненно-алым.

Как сигнал светофора.

Ярче рыжей головы Рыжика Милбрука.

В Англии, в шесть двадцать пять шестого марта, Дэви Рокмен, заливаясь слезами от жалости к себе, любимому, занял на выпивку у Найджела Тейпа. Сломленный, безработный, стосковавшийся по сексу и напуганный грозящей ему местью убийцы, которому он уплатил только половину, Рокмен по-прежнему винил во всем кого угодно, только не себя.

Когда «Вестник» перевернулся, металлический чемоданчик Эмиля, нагруженный пистолетами, неудержимо заскользил вниз. Эмиль потянулся, чтобы его поймать, и полетел следом. Последним, что видел убийца, боявшийся летать в самолете, была летящая навстречу стена воды.

В тот же вечер, около десяти, когда холодные воды Ла-Манша все еще бурлили возле останков кораблекрушения, Цыган Джо вышел из дома и начал обычный ежевечерний обход, заглядывая к дремлющим в денниках лошадям. Никто не помешает ему совершать обход и завтра, и послезавтра, и потом…

Ярко сияли звезды.

Цыган Джо даже не знал, почему у него так спокойно на душе.

Бывают преступления, которые не караются ни тюрьмой, ни штрафом. Нет в кодексе такой статьи - «Нанесение серьезного духовного ущерба». А ведь злоба может оказаться страшнее убийства. Но, по счастью, на пути злобы может встать доброта.

«Песня для Моны» - это новая история о древнем грехе.

Джоанн Вайн отправилась с матерью на скачки и с каждой минутой все больше об этом жалела. Джоанн Вайн стыдилась своей матери - ее манеры одеваться, говорить и вообще жить. Потрепанная фетровая шляпа и туго подпоясанный плащ-дождевик приводили Джоанн в ужас. Провинциальное произношение и неуклюжая грамматика пожилой валлийки заставляли Джоани досадливо морщиться. И она стеснялась признаться знакомым, что ее мать работает конюхом.

Джоани Вайн отправилась с матерью на открытие Челтенхемского фестиваля, входившего в число самых престижных скачек с препятствиями, исключительно потому, что это был шестидесятый день рождения ее матери и Джоани рассчитывала, что знакомые оценят ее великодушие и заботливость. Еще до начала первой скачки Джоани решила бросить мать при первом удобном случае. Она никак не могла понять, почему так много людей улыбаются дурно одетой женщине, с которой Джоани упорно не желала идти рядом.

Мона Уоткинс, мать Джоани Вайн, любила свою дочь, как и положено хорошей матери, не желая признаваться себе, что Джоани испытывает к ней нечто близкое к животной ненависти. Джоани не нравилось, когда Мона прикасалась к ней, и молодая женщина поспешно уворачивалась от материнских объятий. Когда Мона думала об этом - а это случалось нечасто, уж очень больно было размышлять на эту тему, - она винила в том, что подростковый негативизм Джоани перерос в активное неприятие, внезапно появившегося в местном любительском театре пухлого и самодовольного краснобая по имени Перегрин Вайн, тридцати лет, помощника аукционера по продаже произведений искусства и антиквариата.

Джоани сообщила матери, что «Перегрин из хорошей семьи». Перегрин говорил на безупречном английском, которым отличаются высшие классы общества, без малейшего валлийского акцента. И Джоани вскоре научилась подражать ему. Джоан (Перегрин никогда не называл ее уменьшительным именем) выросла высокой, красивой и пышной, и Перегрин, несмотря на то что его родители рассчитывали на богатую наследницу, охотно согласился на поставленное Джоани условие: никакого, секса до свадьбы. Он увидел в этом не средство «пробиться в свет», а лишь высокую нравственность.

Джоани к тому времени давно ушла от матери и царствовала в цветочном магазине. Перегрину и его родителям она сообщила, что ее мать «со странностями» и «любит уединение», и не позволила встретиться с ней. Перегрин и его родители поверили ей, хотя и с неохотой.

На свадьбу Джоани мать не позвала. Она даже не сказала Моне, что ее единственная дочь намерена идти к алтарю со всей возможной помпой. Джоани намеренно лишила мать того дня, когда ей надлежало бы упиваться материнской гордостью и счастьем. Она прислала ей открытку из Венеции: «В прошлую субботу я вышла замуж за Перегрина. Джоани».