Агата Кристи - Загадочное происшествие в Стайлзе [with w_cat]

Я быстро взглянул на Мэри. Она была очень бледна, но улыбалась.

— Тогда я стал рассуждать, — продолжал Пуаро. — Итак, миссис Кавендиш находится в спальне свекрови. Допустим, она что-то ищет и пока еще не нашла. Вдруг миссис Инглторп просыпается, охваченная тревожным приступом боли. Простирает руку, опрокинув при этом стоявший у кровати столик, а затем отчаянно тянет за шнур колокольчика. Вздрогнув, миссис Кавендиш роняет свечу, которая, падая, разбрызгивает стеарин по ковру. Миссис Кавендиш поднимает свечу и поспешно возвращается в комнату мадемуазель Цинтии, закрыв за собой дверь. Слуги не должны ее обнаружить! Их шаги уже приближаются, отзываясь эхом в галерее, соединяющей оба крыла дома. Что ей делать? Она не может уйти и начинает трясти девушку, стараясь ее разбудить. Неожиданно поднятые с постелей обитатели дома спешат по коридору. Вот они начинают энергично стучать в дверь спальни миссис Инглторп. Никто не замечает, что миссис Кавендиш с ними нет, но — и это очень важно! — я не мог найти никого, кто бы видел, как она выходила из другого крыла дома. — Пуаро посмотрел на Мэри Кавендиш. — Я прав, мадам?

Она опустила голову:

— Абсолютно правы, мсье! Однако вы понимаете… Если бы я думала, что, сообщив эти факты, помогу моему мужу, я это сделала бы. Но мне казалось, что это не меняет дела и не может оказать влияние на решение о его вине или невиновности.

— В известном смысле вы правы, мадам. Хотя ваше правдивое признание могло бы предостеречь меня от многих неверных умозаключений.

— Завещание! — закричал вдруг Лоуренс. — Значит, это вы, Мэри, уничтожили завещание!

Мэри и Пуаро оба покачали головами.

— Нет, — тихо сказал Пуаро. — Уничтожить завещание мог только один человек — сама миссис Инглторп.

— Невероятно! — воскликнул я. — В тот день она его только составила!

— И тем не менее, mon ami , это сделала миссис Инглторп. Иначе вы никак не можете объяснить, почему в один из самых жарких дней она приказала зажечь в ее комнате камин.

У меня перехватило дыхание. Какими же мы были идиотами, не обратив внимания на это несоответствие!

— Температура в тот день, мсье, была восемьдесят градусов в тени. Тем не менее миссис Инглторп велела зажечь камин! Почему? Потому что хотела что-то уничтожить и не могла придумать другого способа. Вы помните, что из-за войны в Стайлзе практиковалась жесткая экономия — ни одна использованная бумага не выбрасывалась. Таким образом, не было никакой иной возможности избавиться от чего-то, написанного на плотной гербовой бумаге. Услышав о том, что в спальне миссис Инглторп по ее просьбе зажигали камин, я немедленно пришел к выводу, что это было сделано с целью уничтожить какой-то важный документ. Возможно, завещание. Поэтому и не был удивлен, найдя в погасшем камине клочок плотной обгоревшей бумаги. Разумеется, тогда я не знал, что завещание, о котором идет речь, было составлено в тот самый день, и должен признать, узнав об этом, допустил досадную ошибку. Я пришел к выводу, что решение миссис Инглторп уничтожить завещание явилось прямым следствием ссоры, которая произошла во второй половине дня, и что эта ссора п

роизошла после, а не до составления завещания.

Как вы знаете, я был не прав. Мне пришлось отказаться от этой мысли и посмотреть на проблему с другой точки зрения. Итак, в четыре часа пополудни Доркас услышала гневные слова своей госпожи: «Не думайте, что страх перед гласностью или скандал между мужем и женой могут меня остановить!» Я предположил — и предположил правильно, — что эти слова миссис Инглторп были адресованы не ее мужу, а мистеру Джону Кавендишу. Через час миссис Инглторп прибегла почти к тем же словам, но уже по другому поводу. Она призналась Доркас: «Я не знаю, что делать. Скандал между мужем и женой — это отвратительно!» В четыре часа миссис Инглторп была сердита, но полностью владела собой. В пять часов она находилась в отчаянном состоянии и сказала Доркас, что перенесла огромное потрясение.

Взглянув на происшедшее с точки зрения психологии, я сделал вывод, в правильности которого уверен. Второй скандал, о котором говорила миссис Инглторп, был совершенно иного рода… и касался ее самой!