Дороти Девис - Тень предателя

В машине он сообщил ей, что они едут в дом Бредли.

— Надеюсь, мы не станем взломщиками?

— Нет. Меня интересует то, что вокруг дома.

Анна сидела молча.

Движение на улицах уменьшилось. В открытое окно машины ворвался прохладный ветерок. Маркс предложил закрыть окно.

— Не надо, — возразила Анна. — Это настоящий свежий ветер, и я снова все забываю.

— И я тоже, — ответил Маркс, — что в моем случае хуже не придумаешь.

Рука Анны без перчатки лежала на сиденье между ними. Маркс положил на нее свою. Анна повернула руку ладонью вверх и сжала его ладонь. Она вспомнила, когда это было в первый раз. Тогда она уцепилась за его руку при опознании тела Питера Бредли.

Перед домом Бредли стояло несколько машин. Улица была почти пустой, редко когда проезжали машины. В окнах второго этажа из глубины комнат пробивался неяркий свет. Видимо, он горел давно, словно забыли потушить лампу. На первом этаже тоже было светло.

— Вы не помните, горел ли в тот вечер свет на первом этаже, — спросил Маркс, указывая на окна, под которыми они стояли.

— Нет, не помню, — ответила Анна. — Я очень спешила, чтобы догнать тех, кто ушел раньше. Я слышала их голоса на улице, но не видела никого из них. Эта улица плохо освещена, вам не кажется?

Маркс посмотрел на фонарь в нескольких шагах от крыльца.

Лампа была яркой, и вместе с тем кругом было темно. Они ждали на ступенях, пока не прошел прохожий. Он пробормотал: «Добрый вечер», — и они ответили ему. Миновав несколько подъездов, он завернул за угол.

Маркс снял шляпу.

— Вы не возражаете, если я надену ее на вас всего лишь на одну минуту?

— Нет, — прошептала Анна. Она догадалась о том, что он задумал.

Маркс тут же надел ей шляпу на голову, убрав под нее волосы. Он видел, как у девушки дрожат губы.

— Просто стойте там, где стоите, на нижней ступеньке.

Маркс, взяв ее за подбородок, заставил поднять лицо.

— Никто не поверит, если я скажу, что все то, что я сейчас делаю, входит в мои служебные обязанности, — сказал он.

Анна нервно улыбнулась.

— Выше голову, — велел он ей, — сделайте вид, будто вы смотрите на дверь.

Маркс поднялся по ступеням к входной двери. Она была наполовину стеклянной и сквозь витражное дымчатое в узорах стекло на ступени ложились разноцветные пятна света. Маркс вошел в полутемный вестибюль и постоял несколько мгновений, давая двери самой захлопнуться за ним. В почтовом ящике Бредли торчали газеты. Он закрыл глаза и дал им отдохнуть после слепящего света уличного фонаря, на который он так долго глядел. А затем снова открыл входную дверь. Секунду или две он ничего не различал, пока глаза снова не привыкли к свету, и увидел Анну, вернее ее фигуру. Он медленно спустился по ступеням крыльца на тротуар. Но даже тогда он вынужден был прикрывать глаза ладонью, чтобы разглядеть что-нибудь. Свет уличного фонаря первым делом ослеплял каждого, кто спускался по ступеням крыльца. Лишь став с Анной рядом, он мог разглядеть ее черты.

Потом он попросил Анну постоять в разных местах на тротуаре перед домом, а сам смотрел на нее с крыльца, и ни в одном ракурсе ему не удавалось разглядеть как следует ее лица.

— А ведь у меня хорошее зрение, — сказал он сам себе.

Стоя на противоположной стороне улицы, они с Анной смотрели на окна квартиры Бредли. Свет торшера в кабинете падал на пустой стул около двери. Шторы на окнах не были задернуты, поскольку квартиру ее обитатели покинули днем. Маркс приложил пальцы обеих рук к губам, а потом выбросил их вперед к дому.

— Это было сделано так?

— Да, — еле слышно ответила Анна. — Что это значит, Дэвид? — спросила она, когда оба сели в машину.

— Не знаю. Но Мазер мог описать человека, увиденного им здесь на этой улице, только так же скупо, как это сделали вы. Всего лишь как случайного прохожего. В этой истории не все чисто. Но пока мы не разберемся в этом, прошу вас никому ничего не говорить.

— Конечно, — согласилась Анна. — Но зачем Эрик описал его вам так подробно?

Маркс покачал головой.

— Это и для меня загадка, но я сниму с нее покров тайны.

— Думаю, мне не понравилась бы работа детектива, — помолчав, сказала Анна.

Погруженный в свои мысли о Мазере Маркс внезапно вымолвил: — «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал…» [12] Оскар Уальд. Баллада Рэдингской тюрьмы. Пер. Н. Воронель. — Он встряхнулся, как бы приходя в себя: — Господи, чем только не заставляют тебя заниматься. А все это дешевая интрига, рифмы, шепелявая декламация и самоуничижение…