Дороти Девис - Тень предателя

— Я спасал свою шкуру! — выкрикнул Мазер громко. — Я скрывал свое подлое лицо. Назовите это шантажом, откровенно и беспощадно. А все остальное — галлюцинация.

Его разум однако бежал от правды и жаждал обманных галлюцинаций. Из проблемы, вставшей перед ним, он сделал игру в шахматы по переписке. Он предвидел, более того, воображал каждый ход противника. У него не было желания общаться с живыми людьми, он лучше чувствовал себя с фигурами на доске, кроме эпизодических приятных ощущений того, что он использует Питера Бредли, человека, который гордился тем, что никогда не был пешкой в руках людей, государственных структур или партий.

Но Питер мертв. Возможно, его смерть была чистой случайностью. А если нет, то кто сможет назвать имя убийцы?

Мазер стал мысленно сочинять предсмертную записку, которую оставит:

«Человека, которого я знал, звали Джерри. Я уверен, что это не настоящее его имя, ибо у него был партнер, которого, знакомя нас, он назвал Томом. Том и Джерри. [4] Литературные персонажи из книги П. Эгана; название американского крепкого пунша. Здесь нет ничего удивительного. Не обладая большим воображением, они охотно воспользовались моим умом и фантазией. Или это не так? Сами они годятся разве что в курьеры или в хорошо вышколенные лакеи…»

Мазер заставил себя вернуться из мира фантазий и вспомнить прошлое… Питер был другом его юности, но потом, в более поздние годы, он навязал ему свою дружбу, и его терпели. Он пытался играть роль верного шута. Презирал ли его Питер? Был ли Мазер персоной грата в доме Питера только потому, что Джанет в какой-то степени ему симпатизировала? Этого теперь не узнать никогда. Если бы Питер остался жив, он бы вызвал его на откровенность. Когда-нибудь все равно приходит час расплаты. Так с ним всегда бывало, с ним и его привязанностями, когда отказ казался ему благодатью, и единственным утешением было зализывать раны.

Он поднялся с дивана и пошел в ванную. Вдруг он заметил, что ступает осторожно, прихрамывая, словно бережет ушибленный палец. Подняв ногу в носке, он почувствовал нелепое желание ударить ею изо всех сил о что-нибудь твердое, но вдруг увидел свое отражение в зеркале и понял, что он клоун даже перед самим собой. Приступ смеха сотрясал его тело, он не мог его остановить. Он смеялся до тех пор, пока не выступили слезы на глазах, и тогда вспомнил, что слезы несут облегчение и нужны ему, чтобы прийти в себя. Он принял две таблетки снотворного. Во флакончике осталось еще две, но он удержался от соблазна. Раздевшись и потушив свет, Мазер в темноте подошел к окну и, подняв раму, увидел на улице двух детективов. Они топтались у того места, где он упал, и лучом фонарика шарили по тротуару, осматривая обочину, сточную канаву и ступени крыльца. Молчаливый помощник детектива Маркса подобрал какой-то предмет, разглядел его под лучом фонаря и бросил. В эту минуту Маркс внезапно осветил своим фонарем окно. Луч света словно пригвоздил Мазера к позорному столбу.

— Лучше накиньте на себя что-нибудь. Так недолго и простудиться, — сказал ему Маркс и выключил фонарь.

Мазер с грохотом опустил раму и укрылся в темноте комнаты.

Маркс, когда ехал в полицейский участок, прочел газету в такси. Он не часто позволял себе такую роскошь, как такси, но вчера он мало спал. Он жил один в отеле недалеко от Центрального парка, а вырос недалеко от этого района, где его родители купили дом, когда ему было десять лет. Иногда он заезжал к ним позавтракать. Но не сегодня. Он обойдется чашкой кофе и булочкой, экономя время налогоплательщиков.

Все газеты писали о смерти Бредли, упирая на факт, что тело его было найдено рядом с домом привлекательной студентки. Этого и следовало ожидать, подумал Маркс. Старик Фицджеральд в три пополудни сам провел брифинг с репортерами, и если бы он намеренно не сказал им того, что они хотели знать, ему не сбить бы их со следа. В газетах ни слова не было о фильме. История подавалась как тайная встреча влюбленных, окончившаяся трагедией. Маркс с отвращением отбросил газету и вспомнил любимую поговорку отца: ведешь открытое дело, пусть твой ум будет открытым. Его отец был хорошим адвокатом и добрым человеком. А Фицджеральд просто хороший полицейский.

Маркс восхищался им, несмотря ни на что: инспектор отделил факты от людей, а факты никогда не лгали. Однако люди почти всегда прибегали ко лжи, даже порой не сознавая того, и это частенько подводило старину Фицджеральда. У него не хватало терпения заняться подсознательными мотивами преступления. Маркс вспомнил последние слова, которые вчера сказал ему шеф: «Я надеюсь, что это заурядное уличное происшествие». Он сказал это с иронией, но для него это была желанная правда.