Филлис Джеймс - Маяк

Теперь она видела перед собой совсем иной Лондон. Ее квартира на берегу реки находилась в торце дома, окна выходили на две стороны, и балконов тоже было два. Из гостиной Кейт могла смотреть на юго-запад, видеть реку с непрерывно идущими по ней судами: проплывали баржи, прогулочные яхты, катера речной полиции и управления лондонского порта, круизные лайнеры, идущие вверх по течению, чтобы встать на якорь у Тауэрского моста. А из окна спальни открывалась панорама пристани Канари-Уорф; ее верхушка — маяк — словно гигантский карандаш, стоячая вода старого вест-индского дока, доклендская узкоколейка, чьи поезда походили на детские заводные игрушки. Ей по душе был этот стимулирующий контраст, здесь она могла по собственному желанию переходить от старого к новому, наблюдая жизнь реки, со всеми ее противоречиями, от рассвета до самых сумерек. Когда спускалась ночь, Кейт любила стоять у перил балкона, глядя, как меняется город, превращаясь в блистательную живую картину, полную света, заставляющего гаснуть звезды, пятнающего небо малиновым заревом.

Эта квартира, которую она так давно планировала купить и так удачно приобретенная с помощью тщательно продуманной ипотечной ссуды, стала теперь ее домашним очагом, ее прибежищем, гарантией безопасности, воплощением долголетней мечты, обретшей реальность в кирпиче и штукатурке. Никто из ее коллег ни разу не был приглашен в эту квартиру, а ее первый и единственный любовник, Элан Скалли, давно уехал в Америку. Он хотел, чтобы Кейт поехала с ним, но она отказалась, — отчасти из боязни связать себя обязательствами, но прежде всего потому, что самым главным для нее всегда была работа. Однако сегодня, впервые после их последней проведенной вместе ночи, она была не одна.

Она с удовольствием потянулась на удобной двуспальной кровати. За прозрачными занавесями утреннее небо сияло бледной голубизной над тучей, разделившей его надвое узким серым мазком. Вчерашний прогноз погоды обещал еще один солнечный день поздней осени, с переменной облачностью и незначительными дождями. Из кухни доносились приятные негромкие звуки — шипение воды, наливаемой в чайник, щелчок закрывающейся дверцы буфета, позвякивание чашек о блюдца. Детектив-инспектор Пьер Таррант готовил кофе. Впервые оставшись одна с тех пор, как они вместе вошли в ее квартиру, она перебирала в памяти последние, двадцать четыре часа, ни о чем не сожалея, а лишь поражаясь тому, что такое вообще могло случиться.

В понедельник Пьер позвонил ей на работу рано утром, чтобы пригласить ее пообедать с ним в пятницу вечером. Звонок был совершенно неожиданным: с тех пор, как Пьер ушел из группы в антитеррористический отдел, они ни разу не разговаривали. Они работали в спецотделе Дэлглиша много лет, уважали друг друга, их стимулировало полупризнанное обоими соперничество, которое, как она понимала, коммандер Дэлглиш умело использовал; они порой спорили — яростно, но без озлобления. Кейт тогда — как, впрочем, и теперь — считала Пьера одним из самых сексуально привлекательных мужчин, с которыми ей когда-либо приходилось работать. Но даже если бы он осторожно попытался дать ей понять, что она его интересует как женщина, она не откликнулась бы на его призыв. Завести интрижку с ближайшим сотрудником означало бы рискнуть чем-то большим, чем собственная дееспособностъ: одному из них пришлось бы уйти из спецотдела. Но ведь именно работа освободила ее от комплекса Эллисон-Феаруэзер-билдингз. Она не собиралась подвергать опасности все, чего смогла добиться, ступив на соблазнительную, но весьма скользкую дорожку.

Она убрала мобильный телефон, немного удивившись, что так легко приняла приглашение, и озадаченно подумала, что же может стоять за этим? Может быть, Пьер хочет о чем-то ее попросить или что-то с ней обсудить? Непохоже. Столполовская молва, обычно вполне информативная, доносила слухи о том, что новая работа не приносит ему удовлетворения, но ведь мужчины обычно рассказывают женщинам о своих успехах, а не о неудачных решениях. Он предложил встретиться в половине восьмого в ресторане «У Шики», спросив сначала, любит ли она рыбу. Выбор ресторана, пользовавшегося в Лондоне высокой репутацией и, конечно, далеко не дешевого, несомненно, о чем-то говорил, только не ясно было, о чем. То ли Пьер собирался отпраздновать что-то, то ли такая экстравагантность была у него в обычае, когда он приглашал женщину с ним пообедать? В конце концов впечатление всегда было такое, что он не испытывает недостатка в деньгах, впрочем, судя по всему, и в женщинах тоже.