– Так вы узнали названия, Лестрейд?
– Тысяча чертей, вот список! Великий Гетсби, Гонорея, Гулаг, Ненавязчивая Гризетка, Радикальный Висюльчатый Грот… Это был последний маяк, откуда Джексон ушел буквально за три дня до убийства. Я заехал к вам, господа, чтобы крепенько перекусить ветчиной и пригласить вас с собой: мы пройдемся по всем этим маякам и живехонько схватим преступника.
– Что касается ветчины, Лестрейд, тут вы абсолютно правы. Но после этого я предполагаю еще раз посетить вдову, у меня есть к ней один вопрос…
Но прежде чем Холмс задал свой вопрос, произошло небольшое происшествие, заставившее расследование, как впоследствии выяснилось, чуть-чуть споткнуться. Когда мы, уже в сумерках, входили в дом Джексона, откуда-то сверху, с притолоки, что ли. упала увесистая оглобля и ударила Холмса по макушке. Великий сыщик устоял на ногах, но удар вышиб из его памяти ту счастливою догадку, что пришла Холмсу в голову перед самым визитом Лестрейда. Постояв некоторое время на пороге и тщетно попытавшись восстановить озарение, Холмс раздосадованно произнес: «Придется все начинать сначала».
Вдова, похожая на артистку Мордюкову, и ее несчастные дета скорбно ели. На полу лежал труп Майкла. На столе стояли тушеные баклажаны, источавшие нежный аромат. У всех потекли слюнки. Холмс, явно перебарывая желание без спроса сесть за трапезу (чего он, как порядочный джентльмен, никогда бы. конечно, не сделал), извинился за вторжение, выразил несколько соболезнований и спросил:
– Миссис Джексон, сколько всего в округе маяков?
– Я уже говорила этому дебелому господину, – звучно рыгнула вдова в сторону Лестрейда, – сотни две, однако.
– И все они имеют названия?
– А как же. Как и мечи у средневековых рыцарей. У нибелунгских королей, скажем, был Бальмунг. Саксов разили, слыхали, небось?
– И вы знаете все эти названия? – настаивал Холмс, мелко облизываясь.
– Ну, все – не все, а много. А то и все, – безутешно зевнула вдова.
– Не могли бы вы припомнить, – вкрадчиво облизнулся великий сыщик. – Нет ли маяка с, так сказать, инициалами С. Г.?
(Только тут до меня дошло, что имел в виду Холмс. Джексон служил исключительно на маяках, имевших в конце названия слово на букву « Г » ! Очевидно, именно она и была начертана на второй половинке круга. А так как сам круг соединялся со своеобразной палочкой, мне в голову немедленно пришла формула – « Г » на палочке » . Я поклялся вставить ее в свой рассказ. Может быть, в этот, а, может быть, в какой другой).
– Нет ли, нет ли, – передразнила вдова, – Как не быть, есть. Полно. Целых два: Синий Гольф и Свирепый Гена.
Холмс обернулся к Лестрейду.
– Я думаю, инспектор, что человек, которого мы ищем, либо уже посетил, либо в ближайшие часы посетит оба маяка. Во всяком случае, на обоих надо немедленно организовать засады. Если мы, конечно, не опоздали.
– Вы пойдете со мной? – осведомился Лестрейд, который в решительные минуты терял весь полицейский гонор, не задавал лишних вопросов, а был собран и деловит.
– Да, инспектор… Впрочем, нет. Нет. – Холмс переступил через труп, подошел к одной из стен комнаты и обратил мое внимание на старинную, побледневшую от времени гравюру. – Уотсон, вы знаете название цветка, который изображен здесь с такой умеренностью и аккуратностью?
– Я совершенно туп в ботанике, милый Холмс, – ответил я, – почти так же, как вы тупы в филателии. Не узнать штемпель итальянской почты! Увы, дорогой, Холмс, вы иногда просто позорите образ великого сыщика, который я с таким трудом создаю в своих произведениях, как можно меньше обращая внимания читателей на вашу полную некомпетентность в подавляющем числе всех областей знаний.
– Успокойтесь, милый доктор. Да будет вам известно, что этот цветок называется нарцисс. Между сэром Исааком и Майклом Джексоном все же существовала какая-то тайная связь… Именно ее я и постараюсь обнаружить. Значит так, Лестрейд, вы берете бригаду полисменов и устраиваете засаду в двух маяках. О результатах телеграфируйте на Бейкер-стрит, если вас, конечно, не прирежут. Вы, Уотсон, отправляйтесь домой, курите сигару и ждите сообщений. Только не пожрите, ради Бога, всю ветчину. А мне придется провести ночь в тех ужасных притонах, завсегдатаи которых знают много гитик из жизни лондонского уголовного мира. Там мне придется и отужинать, но, Господи, чем?!
Вареными раками, сельдереем, спаржой, крольчатиной… Кстати, миссис Джексон, эта гравюра давно в вашем доме?
Читать дальше