Вестхаузен оглянулся и узнал криминальмейстера, который, похоже, не отрывал глаз от сцены. Откуда ни возьмись появился капитан, прислонился к лестнице, ведущей к мастерским электриков, и заслушался.
Они весь вечер наблюдали за Вондри. Эх, досадно, что вчера не удался трюк с портфелями. Все сложилось бы по-иному. Вондри получил бы по заслугам и оказался бы за решеткой. Эльке никогда в жизни не стала бы его ждать… А теперь… Вестхаузен с отвращением посмотрел на свои руки. Так-то они, конечно, чистые — сколько раз с тех пор он их мыл с мылом!
Короткий приказ наверх, осветителям, и ярчайший свет софитов залил всю сцену. Картинно застывшая группа в центре сцены ожила, задвигалась. Свистящий шепот суфлерши перекрыл нежные звуки арфы, и в зале кто-то захихикал.
Исчез режиссер, не видно и молодого криминальмейстера. Капитан отошел на несколько шагов в сторону, чтобы не упускать из вида Вондри, который как раз поднялся с места и поднял тост за призывно улыбающуюся Мансфельд. Все, ликуя, подняли свои бокалы. Хористы и кордебалет вели себя столь экзальтированно, что Вестхаузену даже совестно стало за них. Странно, раньше он за собой подобной щепетильности не замечал…
Он автоматически делал свое дело, давал звонки, вызывал на сцену солистов, следил за осветителями. Толстяка Мерца, имевшего привычку появляться в самый последний момент, вызвал на сцену заранее. Время от времени искоса поглядывал в сторону капитана. Тот постоянно слонялся где-то поблизости. А где те трое его помощников, которых он встретил сегодня у будочки вахтера? Наверняка в зрительном зале…
Свет погашен; затарахтев, сдвинулся с места поворотный круг. Последняя картина, снова погребок Лютера. Минут через пятнадцать все будет позади. Все ли?
В зрительном зале мертвая тишина. Даже шоколадной оберткой никто не зашуршит. Подумать только, их пожарный — и то захвачен игрой артистов и музыкой!
— Даем свет, — негромко проговорил в микрофон Вестхаузен и взглянул на монитор, установленный на пульте.
Маленький четырехугольник понемногу светлел, вот уже появилась картинка: подвал, где словно зачарованные сидят друзья Гофмана, а в центре — уставившийся в одну точку Вондри. Одновременно по репродуктору словно откуда-то из далекого далека зазвучала музыка из второго акта «Дон Жуана».
— Ловко это у вас получается!
Капитан подошел к нему так тихо, что Вестхаузен испуганно вздрогнул.
— Могу себе представить, насколько сложно все совместить. И ответственность какая!
— Что толку в ответственности, если она премерзко оплачивается, — проворчал Вестхаузен, быстро овладевший собой.
Внутренне он был доволен тем, как нашелся. Все они его недооценивают — ну ничего, он им покажет!
— В нашей жизни разное бывает, — ответил капитан, улыбнувшись.
«В сущности, он довольно симпатичный человек», — подумал ассистент режиссера.
— Я слышал, будто после спектакля в столовой будет банкет. Вы пойдете?
— Скорее всего. Знаете, после такой нервной, выматывающей премьеры сразу не уснешь. Часто нервы отпускают только часа через три-четыре.
— Могу себе представить, — кивнул капитан. — Мы тоже чувствуем себя опустошенными после раскрытия серьезного дела.
— И часто вам такие дела поручают?
— Сравнительно редко.
— И вы все раскрываете?
— Девять случаев из десяти.
— Тогда, значит, вы скоро найдете того, у кого на совести наш художественный руководитель и молодой осветитель.
— Можете не сомневаться!
Вестхаузен заставил себя улыбнуться. Он злился на себя за то, что выразился столь неосторожно. И вдобавок витиевато. Но произнести слова «убийство» и «убийца» так и не сумел.
— Желаю вам успеха, — выдавил он из себя.
И опять испугался: а вдруг капитан примет его слова за издевку? Однако капитан, казалось, ничего не заметил.
— Благодарю. Мы справимся, не сомневайтесь.
— Извините, но мне нужно еще поработать. Скоро финал.
— Конечно, как это я не подумал. Ну, до встречи…
Капитан хотел было уйти, но передумал и с интересом взглянул на Вестхаузена.
— Между прочим… Вечорек пока еще жив… — сказал он, после чего сразу ушел.
Вестхаузен нащупал край пульта, пришлось опереться. Картинка на мониторе расплывалась перед глазами. Он слышал голос Вондри на сцене, но не разбирал ни слова. Мимо прошли Гюльцов и Мансфельд, посмотрели на него с явным удивлением. Чисто импульсивно дал электрикам знак, что пора менять свет. Вечорек жив… Это конец… Все зря, все впустую…
Читать дальше