Агата Кристи: Печальный кипарис

Доброжелатель».

Элинор еще с отвращением смотрела на это послание, когда открылась дверь и горничная доложила: «Мистер Уэлман», — и вошел Родди.

Родди! Как всегда, когда она его видела, Элинор испытывала смешанное чувство: внезапную радость и сознание того, что она не должна эту радость показывать. Ведь было совершенно ясно, что Родди, хотя и любил ее, чувствовал к ней далеко не то, что она к нему. Первый взгляд на него заставил сердце Элинор так забиться, затопил все ее существо такой нежностью, что ей стало почти физически больно. Просто глупо, что у человека — да, да, совершенно ничем не примечательного молодого человека — есть такая власть над другим. Чтобы один лишь взгляд на него вызывал у тебя головокружение и какое-то странное, неосознанное желание… может быть, даже желание заплакать… А ведь предполагается, что любовь приносит радость, а не боль… Но если любовь слишком сильна… Ясно одно: ей нужно быть очень осторожной, держаться непринужденно и даже небрежно. Мужчины не любят, когда им досаждают восхищением и обожанием. Во всяком случае, Родди этого не любит. Приветствие Элинор прозвучало легко и беззаботно:

— Хэлло, Родди!

— Хэлло, дорогая! Вид у тебя просто трагический. Что это, неоплаченный счет.

Элинор покачала головой:

— Нет, это, видишь ли… анонимное письмо. Брови у Родди поползли вверх. Его подвижное лицо как-то сразу изменилось и застыло. Он издал возглас неудовольствия.

Элинор сделала шаг к письменному столу:

— Пожалуй, лучше всего порвать…

Она могла бы сделать это, и Родди не остановил бы ее, ибо чувство брезгливости к подобным вещам явно преобладало у него над любопытством. Однако внезапно Элинор передумала:

— Может, тебе его все-таки лучше сначала прочесть. Потом мы его сожжем. Это насчет тети Лауры.

Брови Родди поднялись еще выше:

— Тети Лауры.

Он взял письмо, прочел его и, весь передернувшись, вернул Элинор.

— Да, — сказал он, — сжечь, и дело с концом! Ну и странные же есть на свете люди!

— Думаешь, это кто-нибудь из прислуги? — спросила Элинор.

— Пожалуй, да.

— Он колебался.

— Интересно, о ком говорится в этой штуке.

Элинор задумчиво обронила:

— Это, должно быть, о Мэри Джеррард.

Родди нахмурился, пытаясь припомнить:

— Мэри Джеррард? Кто это?

— Девочка из сторожки. Неужели не помнишь? Тетя Лаура всегда любила эту малышку и была так добра к ней. Платила за нее в школу… и даже за уроки музыки и французского.

— Ах, да, припоминаю: этакая худышка с белесыми лохмами.

Элинор кивнула.

— Ты, верно, не видел ее с того лета, когда мама и отец были за границей. Правда, ты бывал в Хантербери реже, чем я, да и она в последнее время служила в Германии кем-то вроде компаньонки, но мы часто играли вместе, когда были детьми.

— Что она представляет собой сейчас? — поинтересовался Родди.

— Очень мило выглядит. Хорошие манеры и все такое. Теперь никто не принял бы ее за дочь старика Джеррарда.

— Значит, стала чем-то вроде леди?

— Да. Думаю, из-за этого ей сейчас трудновато приходится в сторожке. Миссис Джеррард умерла несколько лет назад, а с отцом Мэри не ладит. Он фыркает по поводу ее образования, говорит, что она задается.

Родди заявил с раздражением:

— Люди никогда не думают о том, сколько причиняют вреда, давая кому-то «образование»! Часто это не доброта, а, наоборот, жестокость.

Элинор, однако, думала о другом:

— Судя по всему, она действительно часто бывает в господском доме. Я знаю, она читает вслух тете Лауре после того, как у той был удар.

— А что, сиделка ей читать не может?

— Сиделка О’Брайен, — ответила с улыбкой Элинор, — говорит с ирландским акцентом, от которого можно с ума сойти! Неудивительно, что тетя предпочитает Мэри.

Пару минут Родди нервно расхаживал по комнате. Потом он сказал:

— Знаешь, Элинор, я думаю, нам нужно съездить туда.

В голосе Элинор прозвучало отвращение.

— Из-за этого?..

— Нет, нет, вовсе нет. А впрочем, черт побери, давай будем честными: да! Это мерзкая писулька, но в ней может быть и правда. Я имею в виду, что старушка здорово больна, а…

— Родди взглянул на Элинор со своей обаятельной улыбкой, признавая несовершенство человеческой натуры, и закончил:

— …а деньги имеют значение и для тебя и для меня, Элинор.

— О да, — быстро согласилась она. Родди серьезно продолжал:

— Не сочти меня таким уж расчетливым, но в конце концов тетя Лаура всегда сама говорила, что мы ее единственные родственники. Ты — ее племянница, дочь ее брата, а я племянник ее мужа. Она то и дело давала нам понять, что после ее смерти все перейдет к тебе или ко мне, а вероятнее всего — к нам обоим. И это большие деньги, Элинор.