Эмиль Габорио - Убийство в Орсивале

— От одной прекрасной дамы, — сказал он, хитро подмигнув. — Узнаете от кого.

Соврези повернулся спиной к дому, распечатал записку и прочитал:

«Милостивый государь.

Вы оказали бы большую услугу одной бедной девушке, очень несчастной, если бы пожаловали завтра в Корбейль, в гостиницу „Бель имаж“, где Вас будут ожидать целый день.

Ваша покорная слуга

В конце письма стоял постскриптум:

«Умоляю Вас, ничего не говорите об этом графу Треморелю».

«Эге! — подумал Соврези. — Это хорошее предзнаменование для брака».

— Господин, — обратился к нему нищий, — мне приказано дождаться ответа.

— Скажи, что приду! — ответил Соврези и сунул ему в руку сорок су.

На следующий день было холодно и сыро. Стоял такой непроницаемый туман, что ничего не было видно даже в десяти шагах. Тем не менее, едва только закончился завтрак, Соврези взял ружье и свистнул собак.

— Пройдусь по лесам, — сказал он.

Это был только предлог, так как, выйдя из Вальфелю, Соврези направился прямо в Корбейль и, верный своему обещанию, через полчаса уже входил в гостиницу «Бель имаж».

Мисс Фанси поджидала его в той самой большой комнате с двумя кроватями, которую уже давно стали оставлять для нее, как для лучшей клиентки гостиницы.

Глаза девушки были красны от недавних слез, кожа бледна, очевидно, она не спала. На столе около камина, в котором пылал огонь, стоял еще не тронутый завтрак.

Когда Соврези вошел, она поднялась ему навстречу и дружески протянула руку.

— Благодарю вас, — сказала она. — Благодарю, что вы пришли. Вы так добры!

Слезы брызнули у нее из глаз, она закрыла лицо платком. Он взял девушку за руку и тихонько, почти против ее воли, открыл ее лицо.

— Взбодритесь! — сказал он. — Не надо падать духом!

Она подняла на него свои большие заплаканные глаза, в которых светилось скорбное выражение.

— Значит, вам уже все известно? — спросила она.

— Я не знаю ничего, вы ведь сами запретили мне говорить с Треморелем, но я догадываюсь.

— Он не желает больше меня видеть. Он прогоняет меня.

Соврези придвинул стул поближе к мисс Фанси и сел.

— Что же делать, дорогое дитя мое? — сказал он. — Покоритесь. Увы! Ваша связь, как и все подобные ей связи, недолговечна. По капризу они рождаются и в случае надобности разрушаются. Нельзя же всегда быть молодым. Настает час, когда волей-неволей приходится слушаться рассудка. Гектор вас не гонит, вы это отлично знаете, но он понимает необходимость позаботиться о будущем, утвердить свое существование на более прочной базе. Он чувствует необходимость в семейном круге… Одним словом, Гектор хочет жениться.

— Он! — воскликнула Фанси с вульгарным жестом. — Он хочет жениться! — И, подумав немного, добавила: — Так, значит, это правда?..

— Уверяю вас, — произнес Соврези.

— Нет! — воскликнула Дженни. — Тысячу раз нет, это невозможно! У него есть любовница, я это знаю, я убеждена в этом, я имею доказательства!

Соврези улыбнулся.

— Тогда что же это за письмо, — яростно заговорила она, — которое я нашла у него в кармане еще полгода тому назад? Правда, оно никем не подписано, но не может быть никакого сомнения, что оно от дамы!

— Письмо?

— Да, не оставляющее никаких сомнений. Вы спросите, почему я до сих пор не говорила о нем ему? Не смела. Я его люблю, а он меня бросил. Я говорила себе: если только я заговорю о нем, то наступит конец всему, в особенности если он любит другую, — и я погибла. И я молчала, соглашаясь на унижение, тайком от него плакала, но весело обнимала его, тогда как на лице его я видела следы от поцелуев другой. И я сказала себе: «Он вернется ко мне». Какая я дура! И таким образом, я ни словом не обмолвилась с ним об этой женщине, которая причинила мне столько страданий.

— Что же вы хотите делать, дитя мое?

— Я? Не знаю. Все! Я ничего не говорила ему об этом письме, но оно у меня: это мое оружие. Оно мне еще пригодится! Стоит только захотеть, и я узнаю, кто она, и тогда…

— Вы превратите расположенного к вам Тремореля во врага.

— Во врага? Да что он может сделать-то против меня? Я прилипну к нему, я буду всюду следовать за ним, как тень, и всюду буду кричать имя другой любовницы. Пусть он сажает меня в сумасшедший дом! Удирают и оттуда! Я предъявлю ему самые ужасные обвинения, которым в первое время никто не поверит. Пусть все выплывет наружу. Мне нечего бояться: у меня нет ни родных, ни друзей, ни одной живой души на свете, которая пожалела бы обо мне. Он узнает, что такое брать любовниц прямо с тротуара! Итак, милостивый государь, вы его друг, поверьте мне и посоветуйте ему вернуться ко мне.