Джон Карр - Восемь мечей

– Морли, не откажите нам в любезности говорить по существу, – достаточно вежливо, но твердо перебил его епископ. – Я как раз собирался сам объяснить всем, что…

– Одним из результатов этого абсолютного идиотизма, – упрямо продолжил молодой Стэндиш, – было то, что вы либо вколачивали гвоздь там, где он при каждом неудобном движении впивался в ногу, либо совсем не там, после чего каблучок отваливался после первого же шага вниз или вверх по лестнице. Короче говоря, довольно скоро мы все взбунтовались, и я попросил Кеннингса взять ту самую единственную пару туфель, которую я успел изувечить, и выбросить ее… Вот ее-то следы мы здесь и видим! – Он выразительным жестом показал вниз, на отчетливый отпечаток. – Я узнал бы их везде! Более того, уверен, кто-то наверняка их использует. Вот только зачем? С какой целью?…

Епископ сначала выразительно закусил нижнюю губу, а затем, чуть помолчав, заключил:

– А знаете, доктор, все это становится все более и более серьезным. Судя по всему, кто-то здесь слишком уж сильно старается навести подозрения на Морли…

– Хм… Да, интересно, очень интересно, – непонятно хмыкнув, пробормотал доктор Фелл.

– …поскольку даже невооруженным взглядом видно, что сам молодой Стэндиш после «починки» эти туфли никогда даже не надевал, – продолжил епископ. – Морли, пожалуйста, подойдите и поставьте вашу ногу в глину рядом с тем отпечатком… Так, хорошо, а теперь сделайте пару шагов… Разницу видите?

Последовала пауза, во время которой Морли внимательно рассматривал разницу. Затем, присвистнув, удивленно сказал:

– Вот это да! Разница видна. Причем еще какая… Неужели мои следы на самом деле такие глубокие?

– Естественно. Это означает только то, что вы намного тяжелее того, кто оставил этот след, поэтому ваш собственный отпечаток, как минимум, сантиметра на полтора глубже. Простите, доктор, вы следите за ходом моих рассуждений?

Однако доктор, похоже, не обратил на его слова никакого внимания. Тяжелой походкой очень крупного человека он отошел в сторону, еще раз задумчиво посмотрел на здание гостевого домика.

– А знаете, боюсь, вы попросту не замечаете истинного смысла этого следа. Или почему-то полностью игнорируете… Кстати, когда вы видели эти туфли в последний раз, мистер Стэндиш?

– Видел? В последний раз?… Э-э… несколько месяцев тому назад. Я ведь отдал их Кеннингсу.

– И что, интересно, он с ними сделал?

– Что сделал?… Он ведь главный ливрейный слуга мамы и, значит, занимается ее гардеробом… Постойте-ка, постойте! – Морли громко щелкнул пальцами. – Понял, я все понял. Готов поставить десять против одного, что он положил их в помещение для старого хлама. Это очередная гениальная идея мамы – хранить ставшие в силу тех или иных причин ненужными вещи в специальном помещении и раз или два в год вынимать их оттуда с намерением отправить в подарок дикарям. Однако после каждого очередного осмотра она, как правило, решала, что большинство из них вполне можно еще носить и самим, поэтому в конечном итоге бедным дикарям доставалось очень и очень немного.

– И что, это помещение для ненужных вещей доступно любому или только избранным?

– Да конечно же, всем. В общем-то, это просто комната. Отдельная комната. – Морли посмотрел на епископа, причем одно из его век почему-то вдруг заметно дрогнуло. – Хотя находится по соседству с другой комнатой, в которой, между прочим, наш знаменитый полтергейст умудрился напасть на уважаемого викария!

Епископ обменялся взглядом с доктором Феллом. Причем у Хью Донована почему-то появилось неприятное ощущение того, что, казалось бы, полнейшая чепуха начала принимать очертания какой-то конкретной и отвратительной цели.

– Ладно, полагаю, нам пора зайти внутрь, – резко повернувшись, вдруг заявил доктор Фелл.

И они все неторопливо направились друг за другом к входу в дом. В лучах заходящего солнца болотный запах, казалось, стал еще острее, комары на крыльце жужжали еще противнее… Все тускло-красные ставни на окнах первого этажа были уже закрыты. Небрежно потыкав концом трости в кнопку дверного звонка, доктор Фелл бросил на своих спутников вроде бы равнодушный взгляд.

– Во всем этом есть нечто большее, чем старые выброшенные туфли, полтергейст или даже убийство, – заметил он. – И самое загадочное заключается именно в старом Деппинге. Хм… Вы только посмотрите на это изуверство! – Он постучал по кирпичной стене дома. – Самое настоящее варварство. Вот человек, известный своей крайней разборчивостью в вопросах вкуса, одежды, языка и даже манеры себя вести. Отменный гурман, который держит собственного повара, чтобы есть только то, что по вкусу только ему, и никому другому! И при всем этом живет в таком доме! Невероятно! Нет, нет, одно с другим тут явно не вяжется… У него отменнейший вкус к самым тонким винам, а он периодически напивается до умопомрачения всякой низкопробной отравой, не забывая при этом выставить своего слугу наружу, чтобы тот никого к нему не допускал. Кроме того, ваш Деппинг время от времени прекращает свои научные изыскания и начинает волочиться за молоденькими девушками, которые годятся ему во внучки… Ну и как это прикажете понимать? Плохо. Все это очень и очень плохо. В этом есть что-то порочное, даже дьявольское. И прежде всего в самом старике! Господи ты боже мой милостивый!… Увы, боюсь, нам всем придется расстаться с мыслью о вполне простом, вполне милом и вполне невинном случае. Причем восьмерка треф в виде восьми коротких широких мечей не более чем некий предмет. Так сказать, точка отсчета… Ага, ну наконец-то…