Джорджетта Хейер - Предательский кинжал

— И если я не очень ошибаюсь, — продолжал Хемингей, — наиболее удачная его роль — роль доброго старика дяди в мелодраме под названием "Рождество в Лексхэме" или "Кто убил Ната Хериарда?". Должен признать, очень талантливая игра.

— Не понимаю, как вы все увязываете, сэр, правда, не понимаю! Еще были бы основания его подозревать, если бы он заставил своего брата написать завещание в свою пользу. Но он этого не сделал! Он заставил его оставить все деньги Стивену Хериарду.

— В этом он умнее тебя, мой мальчик. Несмотря на то, что он начал свою карьеру в конторе поверенного, он забыл маленькую формальность; свидетели не видели, как подписывалось завещание. Не надо многое знать о законах, чтобы понимать, что подпись на завещании должны засвидетельствовать. Ты слышал, мисс Хериард сказала, он забыл вписать какой-то пункт. Она имела в виду пункт о заверении завещания. Если его нет, то для того, чтобы завещание утвердили, свидетели должны присягнуть, что они видели, как его подписывали. Так что, если бы Стивена и не признали виновным в убийстве, у Джозефа в рукаве был его козырь. Спустя соответствующее время, когда дело было бы закончено, выяснилось бы, что завещание не в порядке.

— Да, но выяснилось-то не спустя соответствующее время, — возразил сержант. — Выяснилось сегодня, а дело еще совсем не закрыто.

— Нет, — подтвердил Хемингей. — Не закрыто. Я говорил, у меня предчувствие, что все происходит быстрее, чем кто-то рассчитывал. Добрый дядя Джозеф не учел мистера Высокий стиль. По каким-то причинам, которые у меня не было времени выяснить, все выплыло наружу, и Старри проболтался. Не думаю, что Джозеф этого хотел. Он не хотел, чтобы Старри вылезал со своей репликой раньше времени.

Сержант почесал в голове.

— Когда вы говорите об этом, сэр, звучит правдоподобно, но я бы сказал, слишком это хитроумно для такого парня, как Джозеф Хериард.

— Это потому, что ты думаешь, он просто бездарный актер с золотым сердцем. Но ты не должен упускать и такую возможность: он может быть чертовски хорошим актером на сцене и при этом бессердечным в обычной жизни. Сопоставь все, что мы слышали об этом Рождестве! Ты же сам узнал массу всего от слуг.

— Ну, я не придаю большого значения тому, что они сообщили, — с сомнением сказал сержант.

— Я тоже не обращаю внимания на то, что, как они сами считают, они нам сообщили. Но они рассказали тебе много всего, чему они сами не придают никакого значения, именно это и ценно. Что ты скажешь о том, что Джозеф развешивал гирлянды и ветки остролиста по всему дому, пока не довел Натаниеля до такого состояния, что тот готов был убить его?

— Ну и что из этого? — спросил изумленный сержант.

— Все сходится, — ответил Хемингей. — Добрый дядя Джозеф старался изо всех сил, чтобы создать веселую и радостную атмосферу для тех людей, которые хотели этого не больше, чем Натаниель, и это даже он должен был понимать. Фактически, добрый дядя Джозеф довел своего брата до редкой степени плохого настроения. Он действовал Натаниелю на нервы. Он этого и добивался. Он делал все, что не нравилось Натаниелю, начиная с украшения дома и закончив похлопыванием по спине, когда у того разыгралось люмбаго.

— Да, но он из тех, кто всегда наступает на ногу, — заспорил сержант.

— Он и хотел, чтобы все так думали, — сказал Хемингей. — Подожди, и я докажу тебе, что бестактность дяди Джозефа — доминирующая черта этого дела. Собрав воедино всю информацию, которая у нас есть, что мы получим?

— Джозеф старается поддержать мир, — с готовностью ответил сержант.

— Ни в коем случае! Джозеф подливает масла в огонь, вот это более похоже на правду. Человек, который хочет мира, не приглашает совершенно несовместимых друг с другом гостей к старому скупердяю с плохим настроением, у которого уже есть зуб на большинство из них.

— Но все говорят, он всегда пытался смягчить ссоры!

— Спасибо, я сам слышал, как он это делает, никогда не видел такого расчетливого умения заставить рассерженного человека бегать в поисках топора! — ответил Хемингей. — Он даже мне действовал на нервы! Но я еще не закончил, до этого далеко. Приведя всю компанию в такое состояние, когда могло случиться все, что угодно, он изливает свой псевдоутешительный бальзам на блондинку Стивена, намекая ей, что состояние Натаниеля перейдет к Стивену и ее дело его унять. Если посмотреть с твоей точки зрения, еще одна попытка поддержать мир; с моей же — это гвоздь в гробу Стивена. Ни один мужчина не может быть настолько глуп, чтобы не сообразить: все, что он говорил такого рода девице, выплывет наружу в самый неподходящий момент. Он хотел, чтобы мы точно знали: Стивен имел основания считать себя наследником.