Пьер Сувестр - Пустой гроб

— Красавица моя!

Хоть Жюв и был скептиком, эта сцена глубоко его тронула. Немало повидал он в жизни людских страданий, но ни одно из них не было таким мучительным.

Так вот он каков, человек! Потрясение — моральное или физическое — шок, с которым не совладать, и вот уже мозг, ум ничего не значат, природа обращает вас в робкое, бесцветное существо, жалкое и смешное.

Несколько мгновений — и умница Дельфина Фаржо впадает в детство, делается помешанной, которая в свои почти тридцать лет думает лишь о том, какого цвета платье наденет она на куклу.

Жюв долго с грустью смотрел на бедную Дельфину, потом подошел к Фелисите.

Та поняла его безмолвный вопрос.

— Она совсем не злая, бедняжка, сколько в ней ласки, нежности, но понимать — ничего не понимает.

— Я слышал, профессор уделяет ей много внимания? — спросил Жюв.

— Вы не должны так говорить, сударь, — встревожилась Фелисите.

Старая медсестра забеспокоилась и испуганно поинтересовалась:

— Объясните лучше, вы-то как здесь оказались? Господин профессор наказал, чтобы Дельфина ни с кем не виделась и ни с кем не разговаривала — это необходимо для ее выздоровления. Я не должна была впускать вас.

Жюв покривил душой.

— Меня послал сюда сам профессор, — сказал он, — он и показал мне ведущую сюда потайную лестницу. Уж не думаете ли вы, будто я сам смог обо всем догадаться?

— Не думаю, — ответила старая медсестра. — Месье профессор очень следит за тем, чтобы никто не знал об этой лестнице. По-моему, даже его жена ни о чем не догадывается.

Тут Фелисите вспомнила, с какими словами Жюв ворвался в комнату.

— Теперь мне понятно, — сказала она, — почему вы спросили, где ребенок… Вы имели в виду нашу бедную девочку… Профессор и сам нередко так ее называет. Он не устает повторять: «Дельфина, дитя мое, будь умницей, слушайся и не капризничай»; ведь хоть она и взрослая женщина, обращаться-то с ней надо, как с младенцем.

Жюв продолжил ловкие свои расспросы.

— Профессор много ею занимается?

— Все свободное время.

— А почему он так хочет ее вылечить?

— Надо думать, сударь, профессор не теряет надежды, а, может, она доводится ему дальней родственницей; когда я поступила сюда работать, Дельфина уже жила здесь… Заметив, что я женщина серьезная да и не из болтливых, господин профессор поручил мне опекать ее, я почти все время при ней… Знаете, для меня лучше быть здесь, с Дельфиной, чем выхаживать послеоперационных больных — это, порой, так утомительно.

Наконец Жюв решился задать вопрос, который давно вертелся у него на языке:

— А почему профессор окружает лечение Дельфины такой таинственностью?

Ответа он не дождался; Дельфина Фаржо, спокойно игравшая с большой фаянсовой куклой, вздумала переодеть ее и случайно уронила: кукла ударилась об угол дивана, голова ее разлетелась вдребезги.

Безудержное отчаяние охватило Дельфину.

Она безутешно зарыдала, приговаривая сквозь слезы:

— Куколка… куколка… бедная моя куколка…

Позабыв о Жюве, старая Фелисите кинулась к Дельфине и принялась утешать ее, уговаривая не думать о том, что случилось.

— Не надо плакать, Дельфина, сейчас мы пойдем и купим другую, еще красивее: она будет закрывать глаза, когда ты станешь ее укладывать, будет говорить: «папа, мама».

— Правда? — тотчас перестав плакать, спросила Дельфина. — Она правда будет говорить: папа, мама?

— Обещаю тебе, — сказала Фелисите, — только перестань плакать.

Дельфина перестала плакать, забила в ладоши, и опять зазвенел колокольчиком ее детский голос — голос, обманувший Жюва:

Слушая Дельфину, Жюв вздрогнул. Чья-то рука коснулась его плеча и, обернувшись, он очутился лицом к лицу с профессором Дро.

Поль Дро, только что неслышно вошедший в комнату, был сильно бледен.

— Сударь, — глухо вымолвил он, — что все это значит?

Сыщик не растерялся:

— Господин профессор, я готов все объяснить вам, но разговаривать мы должны с глазу на глаз.

Поль Дро молча указал на дверь и провел Жюва в соседнюю комнату — небольшую гостиницу, в которой стены были затянуты тканью, портьеры задрапированы.

Как только мужчины остались наедине, Поль Дро рухнул в кресло и обратился к Жюву:

— Сударь, вы поступили нескромно, непорядочно — вы силой вырвали тайну всей моей жизни. Вы позволили себе непрошенным ворваться в дом и обнаружили там беззащитное существо, которое я хотел скрыть от посторонних глаз… Вы поступили дурно, зачем вы это сделали?