Агата Кристи - День поминовения

– Я должен возобновить знакомство с другом юности. У собратьев по заключению сохраняется чувство локтя, – сказал он шутливо.

Розмэри покачала головой:

– Вы опоздали. Его как раз вчера отправили в Южную Америку.

– Ясно. – Энтони перевел дыхание. – Итак, вы единственный человек, которому известна моя позорная тайна.

Она кивнула:

– Я вас не выдам.

– Не советую этого делать. – В его голосе снова появилась жесткость. – Помните, Розмэри, это опасно. Вряд ли вам захочется, чтобы такое очаровательное личико исполосовали бритвой! Есть люди, которые не остановятся перед тем, чтобы попортить девичью красу. А могут и просто прикончить. Такое тоже бывает. И не только в романах и фильмах. Иногда и в жизни.

– Это угроза, Тони?

– Предупреждение.

Но вняла ли она предупреждению? Поняла ли, что он говорил серьезно? Поразительная тупость – при такой прелестной внешности! Нельзя рассчитывать на то, что она будет держать язык за зубами. Но у него не было выхода. Он должен был попытаться ей что-то втолковать.

– Забудьте, что вы слышали имя Тони Морелли, ясно?

– Но меня ничуть не шокирует ваше прошлое, Тони. У меня широкие взгляды. Мне ужасно любопытно познакомиться с живым преступником. И вам нечего стыдиться.

Как же она глупа. Он смотрел на нее отчужденно, и в тот момент ему было уже трудно представить, что она могла волновать его. Глупость всегда вызывала у него раздражение, даже если она сочеталась с хорошеньким личиком.

– Забудьте про Тони Морелли, – повторил он мрачно. – Я говорю серьезно. Никогда не произносите этого имени.

Ему оставалось одно – срочно исчезнуть. Положиться на нее было бы безумием. Она могла все выболтать по первому своему капризу.

Она подарила ему обворожительную улыбку, но на сей раз он остался равнодушен.

– Не смотрите на меня таким зверем. Лучше пригласите на танцевальный вечер у Джароу на той неделе.

– Меня здесь уже не будет. Я уезжаю.

– Но ведь не раньше моего дня рождения? Неужели вы меня подведете? Я так на вас рассчитываю. И не говорите «нет». Не забывайте: я только что перенесла этот ужасный грипп и еще окончательно не пришла в себя. Мне нельзя перечить. Вы должны непременно быть.

Он мог тогда настоять на своем, все бросить и уехать.

Но… вдруг через открытую дверь он увидел Айрис. Она спускалась по лестнице, прямая и тоненькая. Бледное лицо, серые глаза под темными волосами. Айрис! И вполовину не так хороша, как сестра, но с характером, которого не хватало ослепительной Розмэри.

В тот момент он ненавидел себя за то, что все-таки поддался чарам старшей сестры. То же самое, наверно, чувствовал Ромео по отношению к Розалинде после встречи с Джульеттой [20] В трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта» Ромео до встречи с Джульеттой был влюблен в свою кузину Розалинду. .

Он мгновенно переменил решение. Теперь он твердо знал, что отныне его жизнь будет совсем иной.

Стивен Фарадей думал о Розмэри, думал с тем смешанным чувством изумления и недоверия, которое всегда возникало у него при воспоминании о ней. Обычно он старался отгонять эти мысли, но они возвращались временами с той же настойчивостью, с какой Розмэри при жизни не давала забыть о себе.

Он всякий раз содрогался, вспоминая сцену в ресторане. По крайней мере, хоть об этом он может сейчас не думать. Мысли вернулись к живой Розмэри – она улыбалась, заглядывала ему в глаза.

Какой болван, какой невообразимый болван!

Им владело только чувство бесконечного удивления, он до сих пор не мог понять, каким образом все это произошло. Его жизнь как будто раскололась на две части: одна, значительно большая, – трезвое, уравновешенное и равномерное движение к цели; вторая – кратковременное безумие, столь для него нехарактерное. Эти части совершенно не сочетались друг с другом!

При всем своем практическом уме Стивен не мог понять, что обе эти стороны его жизни как раз преотлично сочетались.

Часто, оглядываясь на свое прошлое, он оценивал его совершенно трезво, хотя и не без некоторого самодовольства. С самого раннего возраста он решил добиться успеха в жизни, и, несмотря на трудности и препоны в начале пути, он преуспел.

Ему всегда была свойственна известная упрощенность взглядов и убеждений. Он верил во всемогущество воли и считал, что человек может все, стоит ему очень захотеть.

С детства Стивен Фарадей начал упорно закалять волю. Он не рассчитывал ни на чью помощь и поэтому твердо знал, что всего нужно добиваться собственными усилиями. Он рос тщедушным и бледным, но у него был хорошей формы лоб и упрямый подбородок. Семи лет он уже решил, что на родителей надеяться нечего. Замужество его матери было мезальянсом [21] Мезальянс (фр.) – неравный брак, брак с человеком, стоящим ниже по социальному положению. , о котором она всю жизнь сокрушалась. Отец, мелкий подрядчик-строитель, был человеком хитрым, ловким и скупым. Жена и сын презирали его. Мать, женщина бесхарактерная, вялая и подверженная неожиданным сменам настроения, вызывала у Стивена лишь чувство постоянного недоумения. Загадка прояснилась в тот день, когда он застал ее спящей прямо за столом и увидел выпавший у нее из рук флакон из-под одеколона. Ему никогда не приходило в голову приписать все ее странности злоупотреблению алкоголем. При нем она не пила ни пива, ни крепких напитков, и потому ему было особенно трудно догадаться, что ее пристрастие к одеколону объясняется не только неопределенными жалобами на головную боль.