Артур Дойль - Красный шнур

Было холодное, морозное утро. Я проснулся— кто-то тряс меня за плечо. Это был Холмс. Он держал в руке зажженную свечу, и, взглянув на него, я сразу заметил, что он чем-то взволнован.

— Вставайте, Ватсон, вставайте! Не спрашивайте! Живо одевайтесь и едем!

Через десять минут мы мчались в кэбе на Чаринг-Кросский вокзал. Еще только светало, и в опаловом лондонском тумане неясно рисовались силуэты ранних прохожих. Холмс сидел молча, укутавшись в свою огромную шубу, и я с удовольствием последовал его примеру, так как было очень холодно и мы выехали натощак.

Только выпив на вокзале горячего чая и усевшись в кентский поезд, мы согрелись, и Холмс объяснил мне, в чем дело. Он вынул из кармана записку и прочитал ее вслух:

«Эбби-Грэндж, Маршем, Кент

3 часа 30 мин. утра.

Дорогой мистер Холмс, был бы вам очень признателен, если бы вы помогли мне в деле, которое обещает быть крайне интересным. Это нечто в вашем вкусе. Кроме освобождения дамы, все оставлено нетронутым до вашего приезда, однако прошу вас не медлить ни секунды, так как неудобно оставлять сэра Юстеса на месте происшествия.

— Хопкинс уже семь раз приглашал меня помочь ему в расследовании, и я ни разу не имел повода об этом пожалеть, — проговорил Холмс. — Насколько я понимаю, речь идет об убийстве.

— Вы полагаете, что этот сэр Юстес умер?

— Думаю, что да. Мне представляется, что совершено убийство и что тело оставлено до нашего освидетельствования. Если бы речь шла о самоубийстве, Хопкинс не стал бы меня вызывать. Что касается освобождения дамы, то ее, по-видимому, во время убийства мужа заперли в комнате. Мы переносимся в высший свет, Ватсон: добротная бумага с монограммой, герб, изысканный адрес. Я думаю, что Хопкинс не обманет моих надежд и нам предстоит интересное дело. Преступление было совершено вчера вечером.

— Откуда вы это знаете?

— Я просмотрел расписание поездов и вычислил время. Домашние обратились к местной полиции, местная полиция телеграфировала в Скотленд-Ярд, выслали Хопкинса, который, в свою очередь, вызвал меня. На все это потребовалось немало времени. Ну вот, мы и приехали и скоро все выясним.

Мы сошли на станции Чизлхерст и, пройдя около двух миль по узким деревенским тропинкам, достигли ворот парка. Нам открыл привратник, лицо которого хранило следы пережитых волнений. Аллея между двумя рядами старых вязов вела к низкому длинному зданию. Центральная часть его, сплошь заросшая плющом, была очень старая, однако большие окна указывали на недавние переделки, а один из флигелей дома казался совсем новым. На крыльце нас встретил инспектор Стэнли Хопкинс.

— Я очень рад, что вы приехали, мистер Холмс! — сказал он. — И вам, доктор Ватсон, я тоже очень рад! Но я несколько поторопился вас вызвать. Дело в том, что дама, придя в себя, дала такие точные показания, что нам почти нечего выяснять. Помните луишемскую шайку воров?

— Как — Рандлы, отец и два сына?

— Безусловно, это дело их рук. Две недели тому назад они совершили нападение в Сайденгэме; сегодня ночью их видели и описали нам их внешность. Конечно, довольно смело с их стороны снова идти на такой риск почти по соседству и так скоро, но все же не может быть сомнения в том, что вчерашнее убийство совершено ими, и на этот раз им не миновать виселицы.

— Так, значит, сэр Юстес убит?

— Убит. Ему проломили голову кочергой от его собственного камина. Сэр Юстес Бракенстол — один из самых богатых землевладельцев в Кекте. Леди Бракенстол у себя в будуаре. Когда я приехал, она была почти без чувств. Я думаю, что вам лучше сначала поговорить с ней и выслушать ее показания, а затем мы вместе осмотрим столовую.

Леди Бракенстол поразила меня своей необычной грацией и красотой. У нее были золотисто-белокурые волосы и голубые глаза. Но черты ее лица осунулись и были искажены большой багровой опухолью над правым глазом. Ее горничная, высокая, суровая с виду женщина, усердно прикладывала к ее лбу примочки. Леди Бракенстол лежала без сил на кушетке, но быстрый, внимательный взгляд, каким она нас окинула, и настороженное выражение ее красивого лица показывали, что, несмотря на пережитое ею потрясение, она отлично собою владеет. На ней был широкий голубой халат, вышитый серебром. На спинке кушетки лежало черное вечернее платье.