Артур Дойль: Пестрая лента

— Позвольте спросить, — прервал ее Холмс, — вполне ли вы уверены, что слышали свист и металлический звук. Можете вы присягнуть на этом?

— Это было первое, что спросил меня судебный следователь! У меня в памяти осталось очень ясное впечатление этих звуков, но среди гула и рева бури я могла, конечно, и ошибиться.

— Сестра ваша была одета?

— Нет, она была в ночном белье. В правой руке ее нашли обгорелый кончик спички, а в левой коробочку со спичками.

— Это доказывает, что она успела засветить огонь и оглядеться кругом после своего испуга. Это очень важно. К каким заключениям привело следствие?

— Судебный следователь очень тщательно вник во все подробности, так как поведение доктора Ройлота без того уже возбуждало всеобщее внимание, но не мог найти ничего, что могло бы объяснить смерть моей сестры. Из моего показания узнали, что дверь ее комнаты была заперта изнутри, а окно закрыто старинными ставнями, загороженными толстыми железными перекладинами, которые накрепко запираются каждый вечер. Стены были тщательно обысканы и оказались совершенно крепкими во всех местах. То же было сделано и с полом, и с тем же результатом. Камин, правда, очень просторен, но загорожен четырьмя крепкими железными прутами. Нет сомнения в том, что сестра моя была совершенно одна, когда ее настигла смерть. К тому же на теле ее не было ни малейшего следа насилия.

— А что вы скажете о яде?

— Доктора, осмотрев тело, не нашли никаких признаков отравы.

— От чего же, вы думаете, умерла эта бедная девушка?

— По-моему, она умерла просто от страха и нервного сотрясения, но что могло так испугать ее, я решительно не могу представить себе.

— Были в то время цыгане в имении?

— Да, они почти всегда живут там.

— А как вы объясняете себе эти слова ее об ленте, — о пестрой ленте?

— Иногда мне кажется, что это был просто бред, а иногда я думаю, что они, может быть, относились к пестрому головному убору, который носят женщины в этом самом цыганском таборе.

Холмс покачал головой, как будто неудовлетворенный этим объяснением.

— Это очень темное дело, — сказал он. — Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.

— С тех пор прошло два года. Жизнь моя стала еще более одинока, чем прежде. Однако, месяц тому назад, один близкий мне друг, которого я давно уже знала, сделал мне честь просить моей руки. Его фамилия Армитэдж, — Пёрси Армитэдж, — второй сын м-ра Армитэджа из Крён-Уатера, недалеко от Ридинга. Отчим мой дал свое согласие на этот брак, и свадьба наша будет скоро, в течение весны. Дня два тому назад начали делать какие-то починки в стене западного флигеля нашего дома и проломали стену моей спальни, так что мне пришлось перейти в ту комнату, где умерла моя сестра, и спать в той кровати, в которой она спала. Вообразите себе мой ужас, когда я в прошлую ночь, лежа в постели и думая о страшной кончине ее, вдруг услышала в тишине ночи тот же самый тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила с постели и зажгла лампу, но в комнате ничего не было видно. Я была слишком испугана, чтобы лечь опять, и потому оделась и, как только рассвело, вышла из дома, наняла кабриолет в гостинице «Корона» против нас, и поехала в Летерхед, на станцию, откуда и приехала сюда, с намерением повидать вас и попросить вашего совета.

— И хорошо сделали, — сказал мой друг. — Все ли вы рассказали мне?

— Да, все.

— Мисс Ройлот, это неправда. Вы бережете своего отчима.

— То есть как. Что вы хотите сказать?

Вместо ответа Холмс приподнял черное кружево рукава, которое отчасти закрывало руку, лежавшую на колене его посетительницы. Пять маленьких синеватых пятнышек, следы пальцев, ясно виднелись на белой кисти руки.

— Он мучает вас, — сказал Холмс. Дама сильно покраснела и поспешно прикрыла руку.

— Он вспыльчивый человек. — заметила она, — и вероятно, сам не знает меру своей силе.

Наступило долгое молчание; Холмс опустил подбородок на руки и уставился глазами в огонь камина.

— Дело это очень темно, — сказал он наконец. — Тут еще тысяча подробностей, которые мне непременно надо узнать прежде, чем решить, как нам действовать. Но, вместе с тем, нам нельзя терять времени. Если бы, например, мы приехали сегодня в Сток-Моран. можно было бы нам осмотреть эти ваши комнаты без ведома вашего отчима?

— По особенной случайности, он говорил мне, что ему именно сегодня надо быть в городе по какому-то важному делу. Вероятно он до вечера не вернется домой; в таком случае вам ничто не помешает. У нас теперь экономка в доме, но она стара и глупа, я легко могу удалить ее на время.