Грегори Макдональд - Флетч и Мокси

– Мозги летят во все стороны.

– Безумие летней ночи.

– Фильм этот рассчитан на самые низменные человеческие инстинкты, Мокси.

– Да перестань, Флетч. Люди уже изменились. Жена Джерри Литтлфорда – белая.

– Да, в последние годы равенство людей с разным цветом кожи узаконено. В большинстве мест.

– Ты хочешь сказать, что кое-где его по-прежнему нет?

– Да.

– Глупости это, Флетч. Я где-то прочитала, что во всей Америке не сыскать негра без примеси белой крови.

– Мы опять вернулись к изнасилованию. Не так ли? – Флетч сел, оперся спиной о деревянное изголовье.

– Я об этом даже не думала, – Мокси перекатилась на живот, уперлась локтями в постель, положила подбородок на руки. – Просто сценарий мне не понравился. Написано ужасно. Похоже, сценарист не отрывался от бутылки. И уж во всяком случае, ничего не знает о мальчиках и девочках, мужчинах и женщинах. Юге, Севере, Америке, Мире. Сцена следует за сценой, не показывая человеческих отношений.

– Мокси?

– Я еще здесь. Надеюсь, ты меня видишь.

– Я все думаю насчет автокатастрофы. О Питермане. Кто-то из репортеров задал в полицейском участке странный вопрос. Возможно ли, что некая группа пытается воспрепятствовать съемке этого фильма?

– Нет, – после короткого раздумья ответила Мокси.

– Почему нет?

– Убивать человека, чтобы сорвать съемки?

– Мне кажется, это вполне реально.

– Это не единственное решение. Фильм плохой, Флетч. Его просто не выпустят на экраны. Никто его не увидит.

– Но пока об этом никто не знает.

– Я скажу, если меня спросят.

– Как бы не так. Но сначала позволь мне спросить тебя. Если работа над фильмом возобновится, ты вернешься на съемочную площадку и будешь играть свою роль?

– Я обязана, Флетч. У меня нет другого выхода.

– Благодаря старине Стиву Питерману.

– Именно так, – подтвердила Мокси.

На первом этаже гулко хлопнула тяжелая дверь.

– Что это? – спросила Мокси.

– О, нет, – простонал Флетч. Вскочил с кровати. – Только не это.

Он сбежал по ступеням, распахнул входную дверь, выскочил на крыльцо. Огляделся.

Улица пуста, если не считать двух мужчин как раз проходивших мимо дома.

– Иди сюда, красавчик! – крикнул один.

– Ты великолепен! – добавил второй.

Первый дал второму хорошего пинка. На мостовую упала бутылка.

Только тут Флетч осознал, что стоит на крыльце голышом.

– Извините, – пробормотал он и ретировался в дом, закрыв за собой дверь. Заглянул на кухню. Расстроенный, поднялся на второй этаж. Всунулся в комнату Фредерика Муни. Вернулся в свою спальню.

– Похоже, твой папаша решил прогуляться.

– Отправился на поиски выпивки и общения. Это он любит.

– Черт! – вырвалось у Флетча.

– Сколько сейчас времени?

– Перестань задавать этот вопрос в Ки-Уэст.

– Возможно ли найти здесь выпивку в такой час?

– Ты шутишь?

– Наверное, еще не так уж поздно. Ты поторопился уложить Фредди в постель.

– Черт, черт, черт, черт, черт, – как автомат, повторял Флетч.

– А что, собственно, произошло? – реакция Флетча удивила Мокси. – Ну, отправился Фредди за выпивкой. Что в этом плохого? Ты же не собирался лечить его от алкоголизма.

– Если до тебя еще не дошло, О, Блистательная Наша, я пытался сохранить наше пребывание в Ки-Уэсте в глубокой тайне.

– Однако.

– И первый же человек, увидевший твоего знаменитого папашу, бросится к телефону, чтобы связаться с прессой.

– Естественно.

– Фредди здесь – значит, тут же и Мокси. Просто, как апельсин.

– Попытка не удалась, приятель. Надо менять планы.

– Черт.

– Черт, – согласилась Мокси, глядя на Флетча, стоящего посреди комнаты. – Вижу, что и у тебя нет отклонений от американского стандарта.

– Да, – согласился Флетч. – Меня сделали в Ю-эс-эй.

Рано утром они спустилисв в кухню. Фредерик Муни крепко спал в своей комнате. По пути Флетч удостоверился в этом.

– Как тебе удалось столь быстро снять такой хороший дом в Ки-Уэст? – спросила Мокси.

– Он принадлежит одному из моих деловых партнеров, – ответил Флетч, стоя у плиты: он жарил омлет. – Я даю ему деньги, на которые он покупает еду для скаковых лошадей.

– Судя по всему, вы проворачиваете крупные дела.

– Еда, я полагаю, лошадям нравится.

– А что ты получаешь взамен? Конский навоз?

– Пока ничего более.

– Даже при дневном свете Голубой дом – белый. Я первым делом выскочила во двор и это проверила, – единственное платье, в котором Мокси приехала в Ки-Уэст, осталось в спальне. Большой двор Голубого дома окружал высокий забор. – Ты когда-нибудь скажешь мне, почему этот дом назвали Голубым?