Найо Марш - Убийство в частной лечебнице

«А ведь я его где-то видел», — подумал О'Каллаган с каким-то сонным удивлением. Он пытался вспомнить, где именно он видел этого человека, но попытка оказалась для него слишком утомительной, и он сдался. Через несколько минут шофер подъехал к его дому и открыл дверцу машины.

Министр внутренних дел медленно вышел из машины и поплелся по ступенькам. Пока О'Каллаган раздевался в вестибюле, вниз сошла его жена.

— А-а-а, Дерек, — сказала она.

— Привет, Сесили.

Она стояла у подножия лестницы и спокойно смотрела на него.

— Ты сегодня поздно, — заметила она, помолчав:

— Да? Наверное… Эти типы говорили и говорили… Ты не будешь возражать, если я не стану переодеваться к обеду? Я устал.

— Разумеется. С нами обедает только Рут.

Он сделал гримасу.

— Я же не могу препятствовать твоей сестре время от времени с тобой видеться, если она этого хочет, — спокойно заметила леди О'Каллаган.

— Ладно, — устало ответил ее муж. — Ладно.

Он неприязненно посмотрел на нее и подумал, что она раздражающе хорошо выглядит. Всегда великолепно ухоженная, восхитительно одетая, такая возмутительно отстраненная. Даже их объятия всегда были подернуты леденящей поволокой хорошего тона. Иногда у него появлялось ощущение, что жена его недолюбливает, а сам он, как правило, вообще не питал к ней никаких чувств. Ему казалось, что он женился на ней в кратком приступе страстного желания исследовать полярные льды. Детей у них не было. И это к лучшему, поскольку в его семье встречались отдельные случаи наследственного безумия. Ему казалось, что с ним самим все в порядке, в противном случае, подумал он саркастически, его жена непременно выявила бы отклонения. Сесили была просто пробным камнем для любой ненормальности.

Леди О'Каллаган направилась в гостиную. У дверей она на миг остановилась и спросила:

— Тебя сегодня не мучила эта боль?

— Мучила, — ответил О'Каллаган.

— Какая досада, — рассеянно пробормотала она и ушла в гостиную.

Он с минуту глядел ей вслед, затем пересек маленький вестибюль и вошел в свой кабинет, уютную комнату с хорошим камином, удобным письменным столом и глубокими квадратными креслами. Кедровые поленья пылали в очаге, а возле уютного кресла его дожидался поднос с рюмками и любимым сортом шерри. Жена определенно следила, чтобы ему угождали как следует.

Он налил себе рюмку шерри и принялся за дневную, почту, оказавшуюся невероятно скучной. Его секретарь просмотрел поступившие письма и отложил для него то, что счел личной почтой. Большая часть писем была помечена именно так. Один корреспондент хотел денег, второй просил о продвижении по службе, третьему была нужна информация… Конверт, подписанный на машинке, секретарь вскрыл. Там находилось анонимное письмо с угрозами, всего лишь самое свежее в длинной цепи подобных посланий. О'Каллаган взял последнее письмо, взглянул на конверт, поднял брови и нахмурился. Потом, допив шерри и налив себе еще рюмку, вскрыл письмо и прочел его.

Письмо было от Джейн Харден.

От Джейн. Он должен был понимать, что это дело так просто и скоро не закончится. Каким дураком он был, полагая, что она отпустит его без осложнений. Тот уик-энд в Корнуолле… все было очень мило, но он быстро понял, что неприятностей не миновать. Дьявол их всех побери, женщины никогда не бывают справедливы — никогда! Они болтают насчет того, что хотят быть самим себе хозяйками, что хотят приобретать жизненный опыт, как мужчины, а потом нарушают все правила игры. Он снова просмотрел письмо. Она напоминала, что «отдалась ему», — экая чушь, она так же этого хотела, как и он! — что в течение многих поколений их семьи были соседями в Дорсете, пока ее отец не обанкротился. О'Каллаган поморщился от намека на то, что он воспользовался ее стесненными обстоятельствами. Поскольку он был вполне консервативным и честным человеком, такие намеки смущали его до глубины души. Она писала, что он обошелся с ней как с пригородной девицей легкого поведения. О'Каллаган от души пожалел, что она не такая. Она писала, что уезжает, согласившись на должность сиделки в частной лечебнице. Напишет ли он ей на адрес Клуба сиделок? До этого момента письмо носило следы самоконтроля автора, но далее О'Каллаган с ужасом увидел, что пером писавшей водили исключительно эмоции. Она его любит, но ей нечего ему предложить. Однако неужели они оба должны все забыть? Она борется за свою душу, и для нее все средства хороши. Ее душу терзает дьявол, и если она потеряет О'Каллагана, то дьявол заберет ее душу. Она снова писала, что любит его, что, если он и дальше не будет обращать на нее внимания, она сделает что-нибудь ужасное. Внезапным резким жестом он смял листок и бросил его в огонь.