Моя истинная роль в смерти Верити осталась для автора диссертации неясной, хотя и отмечалось как уличающий косвенный факт слишком короткое время, которое прожила моя жена после своего опрометчивого подарка. Однако каким же я был описан негодяем в семейном быту: грубый, нечуткий, я только что не бил Верити смертным боем после бутылки-другой бренди. Да-да, рюмочка на сон грядущий значительно увеличилась в объемах! Прекрасно понимаю, кто был источником сведений обо мне, мне даже не пришлось смотреть, кто дал свидетельские показания – разумеется, наша искусная кухарка, обожающая баранье сало. И у аккуратнейшей из горничных нашлось для меня доброе слово: я разбрасывал свои туфли по всему дому, стрелял из револьвера в гостиной, шлялся ночи напролет по притонам и возвращался из своих походов в таком виде, что оставалось удивляться, как это я умудрялся принимать пациентов да еще писать рассказы. Кстати о рассказах! Мне приписали пошлейший порнографический романчик, который был анонимно опубликован в 1886 году. Ну, в студенческие годы я был бы польщен, если бы узнал, что меня обвиняют в подобном авторстве, дело молодое, сами понимаете. Сейчас мне было противно. Я посмотрел, кто свидетельствовал об этой мерзости. Два однокашника из Лондонского университета, в те времена прыщавые ничтожества, истекавшие слюной при виде любой низкопробной девки. Судя по приведенным показаниям, они ничуть не изменились.
Дружба моя с полковником М. как-то прошла мимо внимания диссертанта. Зато – совершенно неожиданно – я обнаружил выдержку из письма профессора Мориарти его брату, где упоминалось мое имя, причем в таком контексте, что спутать меня с каким-нибудь иным доктором Ватсоном не представлялось возможным. «Доктор Ватсон, который как марионеткой управляет фигляром с Бейкер-стрит, который выдает себя за непревзойденного сыщика, который…» Покойный профессор, может быть, и владел математической логикой, но логикой английского языка или не владел вообще, или совершенно вышел из себя, потому что у него не нашлось сил закончить фразу. Диссертант закончил за него скромненькими квадратными скобками, заключающими в себе слово «клякса». Тут, вероятно, профессор сделал значительный перерыв, ибо с ремаркой «другими чернилами» цитирование письма было продолжено, и Мориарти в более сдержанных выражениях описал следующую схему:
1. Доктор Ватсон задумывает и подготавливает десятки, а то и сотни преступлений в неделю.
2. Преступления осуществляют люди, которые абсолютно ничего не знают о том, кто ими управляет.
3. Какой-то ничтожный процент исполнителей – людей, которые неугодны ему, либо же таких, услуги которых больше не понадобятся, – доктор сдает полиции через посредство так называемого гениального сыщика. Сыщик этот просто наемный статист, хорошо стреляющий и неплохо боксирующий, но не более. Поскольку внятно объяснить, каким образом он раскрывает преступления, сыщик не может, он затуманивает головы окружающим смехотворной сказочкой о «дедуктивном методе» (тут профессор со свойственной математикам педантичностью разъяснил брату, что означают термины «дедукция» и «индукция», а заодно еще, что такое «синтез» и «анализ».)
4. После чего доктор Ватсон создает рекламу своей марионетке ловко состряпанными рассказиками.
На первом этапе у доктора заметные проблемы, ибо фантазией он, мягко говоря, не блещет, для того и понадобилась ему дружеская помощь профессора. А на последнем этапе возникли проблемы у самого профессора, ибо «гениальный сыщик», привыкший читать о себе только хвалебные отзывы, понемногу спятил и возомнил себя настоящим сыщиком. И, возомнив, решил засадить профессора за решетку (понятно, что доктора, который пел ему дифирамбы, «сыщик» трогать не собирался).
Я читал письмо, холодея от запоздалого ужаса. Становилось понятным, почему Мориарти относился к Холмсу без должной серьезности. Мне вспомнился случай в Индии, когда молодому офицеру, недавно прибывшему из Англии, подарили на дружеской вечеринке полоза – сначала желая испугать, потом с хохотом объяснили, что полоз не ядовит. Ночью полоз удрал в сад, а в комнату приползла гадюка, случай в том климате обычный. Утром молодой офицер нашел змею и начал забавляться так же, как накануне – таская за хвост или обматывая вокруг шеи. Несколько часов спустя зашедший приятель окаменел, застав эту сцену. У него все же достало выдержки попросить молодого человека снять с себя змею и отвести его в сторону, только после того он схватил саблю и зарубил гадину.
Читать дальше