Сирил Хейр - Самоубийство исключается

Мартин оставил женщин. Уголком глаза Анна видела, как он наполовину скрылся за стеной, очевидно вступив в серьезную беседу с двумя юными фокстерьерами. Осыпая его в душе проклятиями, Анна приготовилась, если понадобится, весь день обсуждать достоинства различных пород собак.

Ей повезло. Едва она поравнялась с загоном, где повизгивали щенята шотландцев, как на сцене появилась женщина, которая могла быть только миссис Говард-Бленкинсоп. Это была крепкая полная дама лет сорока с небольшим, которая выглядела так, как будто земля, по которой она шла, принадлежала ей — а впрочем, так оно и было. Анне сразу понравилось ее лицо. Круглое и румяное, оно так и дышало здравомыслием. То же определение можно было применить к ней в целом. На ней были простые туфли на низком каблуке, толстые чулки и твидовый костюм, который можно было оправдать только соображениями здравого смысла, настолько его покрой был лишен малейших признаков какого-либо изящества. Только в одном отношении она проявила некоторый недостаток сообразительности. Она взяла с собой в питомник скромную и пожилую таксу, которая, наученная, видимо, предыдущим опытом, пугливо пряталась за ее юбки. Это не спасало ее от непрестанных и отчаянных наскоков Шейлы, и разговор постоянно прерывался умиротворением или растаскиванием неравных борцов.

— Добрый день, Мэри, — едва показавшись во дворе питомника, заговорила миссис Говард-Бленкинсоп. — Вот, пришла проведать, как тут мой бедный Руфус... Ну, не будь дурачком, Фриц, ты знаешь, она тебя не укусит!

— Добрый день! — сказала молодая женщина. — Шейла! Оставь его в покое! Извините, миссис Говард-Бленкинсоп. Боюсь, она надоедлива. Руфус совершенно... Шейла! Ко мне!

— Пойдем, Фриц! Понимаете, она набрасывается только потому, что знает: он ее боится. Конечно, она просто... Извините, Мэри, мне придется попросить вас забрать ее... Не стоило мне брать его с собой, но ему так не хватает обычных прогулок по воскресеньям, правда, милый?

Мэри довольно грубо схватила таксу за ошейник и втащила внутрь. Освободившись от постоянной угрозы нападения, Фриц сразу же уселся и начал чесаться. Хозяйка наклонилась, чтобы сделать ему выговор, а выпрямившись, в первый раз заметила Анну.

— О! — сказала она. — Я должна извиниться. Вероятно, вы пришли купить щенка, и я прервала ваши переговоры. Я не заметила вас, простите.

Оказавшись лицом к лицу с женщиной, ради которой она приехала в Линкольншир, Анна не могла вымолвить ни слова. К счастью, миссис Говард-Бленкинсоп, видимо, привыкла, что молодые посетительницы в ее присутствии теряют дар речи, и, к облегчению девушки, сама повела разговор.

— Любите собак? — спросила она, направляясь к последней клетке, откуда уже слышался радостный лай сеттера. — Ну разумеется! Мне кажется, их любит каждый хороший человек. Что ж. — Она через плечо оглянулась на шедшую за ней Мэри, — Вот Мэри очень хорошая девушка, хотя не всегда платит арендную плату, и я готова помогать ей всем, чем могу. Все равно никто не платит ей столько, сколько она запрашивает. Вы всегда можете сбить полгинеи или даже больше! Но не говорите ей, что я вам сказала об этом! Ну, Руфус, мой любимец! Вот твоя старушка пришла навестить тебя! Как ты, бедняжка моя? Ну что за дурные манеры, фи! — И она пустилась сюсюкать с ним, чего не стесняются даже самые здравомыслящие люди, когда общаются с этими друзьями человека.

Откуда-то появился Мартин и взял Анну под руку. Он отвел ее в сторону и прошептал:

— Кто это?

— Миссис Говард-Бленкинсоп, — удивленно ответила Анна.

Мартин выглядел ошеломленным.

— Да нет, что ты!

Анна несколько мгновений таращилась на него, прежде чем сообразила, что он имеет в виду. Затем начала понимать, и ее смущение тоже возросло. Не было никакого сомнения, что эта женщина полностью отличалась от той, к встрече с которой их подготовил отчет Элдерсона. Нисколько не претендуя на красоту и грацию, она безусловно была благородной дамой. Возможно, ее внешность и манеры поведения в Хэмпстеде вызвали бы улыбку, но здесь, в деревне, она было совершенно на своем месте. И никто — а тем более такие доки в деле определения социального положения людей, как гостиничный персонал, — не сказал бы о ней, что «она ведет себя не как леди».

— Здесь какая-то ошибка, — наконец сказала она.

— Она не может быть той женщиной из гостиницы, — решительно заявил Мартин. — Это невозможно.

— Может, когда она уезжает из дома, она ведет себя иначе, — безнадежно предположила Анна.