Сирил Хейр - Самоубийство исключается

— Я уже сказал, он вычеркнут.

— Нет, ты не можешь это просто так оставить. Что ты сделал? Как ты его нашел? Ты должен нам хоть что-то рассказать!

Стефан недовольно хмурился, что, как было известно Анне, маскировало его острое желание, чтобы его умоляли поделиться волнующими новостями.

— Ну, если вам так хочется послушать, — ворчливо согласился он, — пожалуйста.

Он откинулся в кресле, скрестил ноги и обратился к рейке для подвешивания картин на противоположной стене.

— Гаук-стрит оказалась довольно унылой улицей. Как кто-то ухитряется там жить, ума не приложу. Она прячется за Гэрмойл-стрит, а та, в свою очередь, находится за Тибальд-роуд. Она вся состоит из маленьких трех- и четырехэтажных кирпичных домишек с ландышами и кружевными занавесками в окнах первого этажа. Ну, ты представляешь себе такие улицы. Практически в каждом доме сдаются комнаты, и по большей части жильцы — это иностранцы: студенты, беженцы и все в этом роде.

— Странно, что парень, который живет в таком бедном квартале, мог позволить себе остановиться в «Пендлбери», — не удержалась Анна.

Стефан кивнул.

— Именно так я и подумал, — согласился он. Ну, я нашел номер сорок второй, и он оказался таким же, только немного поприличнее. В окне, где полно горшков со всякими цветами, торчало объявление о сдаче комнат. Это, конечно, очень упростило мне задачу. Я позвонил, и ко мне вышла добродушная старуха. Она оказалась из тех, кого все называют заботливой, как мать, не очень-то в моем вкусе, но я не удивлюсь, если постояльцы на нее молятся. Понимаешь, я подумал, чем хуже, тем лучше, и если мне покажется, что мистера Дэвитта стоит поизучать, я могу снять здесь комнату и немного пошататься по соседству. Я спросил старуху, можно ли посмотреть комнату, и вошел. Комната оказалась не очень уютной, но я ожидал худшего. Во всяком случае, она сверкала чистотой. Потом я спросил, нет ли у нее комнаты с видом на улицу — та, которую я уже посмотрел, выходила на какие-то кошачьи задворки. Нет, передняя комната уже сдана. Я не спросил ее прямо, кому, но она оказалась хозяйкой очаровательного словоохотливого типа — как раз такого типа, который и нужен для начинающего детектива, — и почти сразу же рассказала, что последние два года в этой комнате живет степенный молодой человек по фамилии Дэвитт. И после этого начала засыпать меня, безо всякого подталкивания с моей стороны, рассказом о том, что ей было известно об этом в высшей степени положительном юноше. Остановить ее не представлялось возможным.

Стефан выдержал драматическую паузу. Выражение скуки уже исчезло с его лица, и он заметно наслаждался своим рассказом.

— Отброшу незначительные детали, такие, как, например: он служит клерком в крупной фирме в Сити, к сожалению, она не могла точно назвать его профессию, но кажется, фирма занимается торгами на бирже. Он один-единственный на свете, за исключением престарелой матери, которая живет в Глазго и которую он навещает каждое Рождество. Очень спокойный и тихий, даже застенчивый, никаких подружек, и регулярно платит за квартиру. (Это, конечно, самое в нем приятное. При этом у нее проступило многозначительное выражение на лице — мол, ты поступай точно так же.) Единственное, что ее в нем огорчает, — он почти никогда не уходит по вечерам, а сидит взаперти и все время пишет, пишет, пишет. И вот вам ключ к знаменитой таинственности Дэвитта. Он просто гениальный автор. Занимается ли он сочинением эпических поэм, пьес или мыльных опер, она, понятно, не знает. Лично я думаю, что человек наверняка должен быть гением, если он находит о чем писать, сидя в передней комнате на Гаук-стрит и не высовывая носа наружу, чтобы посмотреть, что там творится за окном. Но это между прочим. Конечно, его гений еще не признан... еще не полностью признан, я бы сказал, потому что месяца два назад он достиг некоторого успеха. Он выиграл приз. Естественно, я сразу подумал о футбольной лиге, но все оказалось не настолько банально. Это был приз, предложенный каким-то литературным журналом, — целая куча денег, как она сказала. Думаю, десять—двадцать фунтов. «И как вы думаете, — спросила она, — что он с ними сделал?» Я-то мог ей сказать, но предпочел предоставить рассказать об этом ей самой.

— Ты имеешь в виду, что он потратил деньги на то, чтобы остановиться в «Пендлбери»? — спросила Анна.

— Ни больше ни меньше! Ну, нужно быть таким идиотом? Единственная выгода, которую он пока заработал своей писаниной, — это возможность забраться куда-нибудь подальше в тихое место и написать еще больше. К этому времени у него набежало около недели отпуска, и он не мог придумать ничего лучше. Ужасно трогательно, ей-богу. Мне показалось, что он мог сэкономить свои деньги и вполне остаться творить на Гаук-стрит, если бы не очаровательные окрестности, если бы не дорога — излюбленное место движения для громадных грузовиков, которые носятся с ревом взад и вперед с железнодорожной станции; словом, я понял, что она имела в виду, когда сказала, что он захотел уехать куда-нибудь, где потише. Так что он провел в гостинице все время вплоть до последней минуты последнего дня своего отпуска и вернулся назад, как я не сомневался, таким же бледным и уставшим, каким уезжал.