Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс и Дело о крысе

— Жаль выпускать его против крыс, — сказал один из собачников, поглаживая особо свирепого на вид бультерьера.

Джордж щёлкнул пальцами, и к нам подбежал ещё один лакей, одетый на тот же лад. Он запросто мог сойти за близнеца Джорджа.

— Эрик, проследи, чтобы джентльменам налили выпить и посадили на хорошие места.

Эрик кивнул и без единого слова повёл нас в центр залы, где находился «ринг» — арена метра три в диаметре, с деревянным бортиком на высоту локтя. Над ним с потолка свисала электрическая лампа, она заливала ярким светом выкрашенный белой краской пол арены. Наш проводник с привычной непринуждённостью протолкался вперёд и расчистил нам место у самого бортика. Мы успели скользнуть туда, прежде чем волна зрителей нахлынула снова и нас стиснули с обеих сторон. Через несколько секунд Эрик доставил нам бутылку шампанского и два бокала, за что выудил у Холмса ещё какую-то непомерную сумму.

Вскоре началось и само малоприятное действо. На возвышении в одном конце арены появился коренастый тип с длинными висячими усами — он представился Капитаном — и призвал всех к тишине.

— Джентльмены, прошу делать ставки на первый поединок вечера. На ринге Хват Тома Херика, — тут под громкие приветственные крики был поднят повыше крупный бультерьер, — способный одолеть двадцать пять крыс разом и никогда не терпевший поражений.

Новые вопли, а потом все принялись лихорадочно делать ставки, заключая пари как между собой, так и с местными букмекерами.

— Ужасный пример человеческого падения, — заметил я.

— Согласен. Но одновременно и поучительный. Из него явствует, что даже образование и богатство не спасает некоторых от естественного регресса. Природные утончённость и благородство никак не зависят от общественного положения и от воспитания. А помимо того, существует алчность.

Едва Холмс договорил, на арену бухнули огромную корзину. Капитан шагнул вперёд, погрузил руку, обтянутую плотной кожаной перчаткой, в копошащуюся тёмную массу и вытащил на свет первую жертву того вечера. Опять раздался восторженный гомон. Капитан одну за другой извлёк ещё двадцать четыре крысы. Он хватал их за хвосты и выталкивал на арену. Некоторые принимались бегать по крашеному полу, исследуя новое место. Кто-то из зрителей перегнулся через бортик и вылил на одну из перепуганных зверюг бокал шампанского. То были канализационные и водосточные крысы, от них исходил резкий запах, будто от нагретой сточной трубы. Многие зрители зажимали носы платками.

А потом присутствующие медленно начали скандировать. Поначалу это был лишь ропот, но громкость и напор постепенно нарастали: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!» И вот наконец владелец собаки Том Херрик выпустил её на арену.

Через несколько секунд крысы в панике забегали кругами. Выдрессированная собака методично атаковала их по очереди, круша тельца безжалостными челюстями. Белый пол окрасила кровь, точно красная роса. Некоторые крысы пытались давать отпор; одна храбрая зверюга вцепилась псу в нос — её глаза-бусинки яростно блестели в электрическом свете. Собака отчаянно затрясла головой, однако крыса не разжимала челюстей. Осатанев, собака смяла её о бортик, оставив на нём кровавый след, будто от раздавленной клубничины.

Некоторые крысы сбились в тесную кучу, ища в общности защиту. Раздался крик: «Круши их!», и многие зрители дружно замахали над ареной платками.

— Это специально, чтобы разделить их, — прошептал Холмс мне на ухо. — Грызуны не выносят, когда в спину им дует холодный ветер.

Желаемый эффект действительно был достигнут, крысы рассыпались, будто тёмные перья разлетелись по всей арене, после чего Хват продолжил методичное истребление, нападая на каждую крысу в отдельности и перекусывая ей шею. Через некоторое время вся арена была усыпана дохлыми или издыхающими грызунами. В зале громко улюлюкали, обменивались монетами и банкнотами — выигранными и проигранными деньгами. Двое служителей подмели и вымыли арену; крыс поднимали за хвосты и кидали в огромный мешок.

Нам ещё трижды пришлось вынести это отвратительное действо, причём каждый раз число крыс на арене возрастало. Наконец один из псов, с подходящей кличкой Мясник, управился с сотней более почтенных сельских амбарных крыс, после чего Капитан объявил перерыв, а за ним — «великолепный главный поединок».

— Может, хватит? — спросил я резко. — Что-то мне не по душе эта гротескная жестокость.