Элизабет Джордж - Великое избaвление

— «Джилли никому не говорила. Джилли не стала бы доносить на папочку. Очень нехорошо, моя крошка. Папочке придется тебя наказать».

— Как?

Роберта не ответила. Она вновь начала раскачиваться, спеша укрыться в своем убежище.

— Тебе было всего восемь лет! — Джиллиан снова заплакала. — Бобби, прости меня. Я не знала. Я думала, он не станет. Ты не похожа на меня. Ты не похожа на маму.

— Он сделал Бобби больно в плохом месте. Не как Джилли. Не как Джилли.

— Не как Джилли?

— «Повернись, крошка. Папочка должен тебя наказать».

— Господи! — Джиллиан рухнула на колени, обнимая сестру. Она рыдала у нее на груди, но Роберта не отзывалась. Ее руки вновь бессильно повисли и все тело напряглось, словно объятия сестры внушали ей страх или отвращение. — Почему ты не приехала в Харрогит? Разве ты не видела мое объявление? Я думала, с тобой все в порядке. Я думала, он не трогал тебя. Почему ты не приехала?

— Бобби умерла. Бобби умерла.

— Не говори так! Ты не умерла. Не позволяй ему убивать тебя.

Роберта вырвалась из сжимавших ее рук, яростно оттолкнула сестру.

— Папа не убивал, папа не убивал, папа не убивал, — пронзительно визжала она.

Психиатр подался вперед.

— Кого не убивал, Роберта? — быстро спросил он, и еще раз, настойчивее: — Кого папа не убивал?

— Ребенка. Папа не убивал ребенка.

— Нет, Бобби, не останавливайся, — потребовала Джиллиан. — Ты должна теперь говорить все до конца. Ты маршировала для папы, чтобы он был доволен и не трогал кого-то еще. Кого?

Линли, стоя в затемненной приемной, почувствовал, будто его позвоночник пронзает ледяная шпага. Он понял все — давно мог бы это понять. Девятилетняя девочка, читавшая вместе с Уильямом Тейсом Библию, читавшая Ветхий Завет, твердившая урок о Лоте и его дочерях.

— Бриди! — яростно выплюнул он. Теперь истина полностью предстала перед ним. Он мог бы сам завершить эту историю, но он не смел оторваться от продолжавшейся перед ним пытки освобождения измученной души.

— Папа хотел Джилли, а не корову Роберту.

— Твоему папе была нужна не женщина, а девочка, так? — вновь вступил в разговор доктор Сэмюэльс. — Ему требовалось детское тело. Оно возбуждало его. Так было с Джилли. Так было с твоей мамой.

— Он нашел ребенка.

— И что дальше?

Роберта крепко сжала губы, запрещая самой себе говорить. В уголках рта проступила кровь. Она хрипло вскрикнула, и слова сами, против ее воли, вырвались наружу:

— "Фараон надел ему на шею цепь и одел его в новую одежду, и он правил Египтом, и братья Иосифа пришли к нему, и Иосиф сказал: «Я спасу вашу жизнь великим избавлением».

— Библия подсказала тебе ответ, как папе, — сквозь слезы произнесла Джиллиан.

— Оделась в новую одежду. Надела цепь.

— Что потом?

— Заманила его в хлев.

— Как ты это сделала? — совсем тихо спросил врач.

Лицо Роберты жалобно задергалось. В глазах выступили слезы, покатились по прыщавым щекам.

— Пыталась два раза. Не получалось. Тогда… Усишки, — шептала она.

— Ты убила Усишки, чтобы заманить отца в хлев? — уточнил доктор.

— Усишки не было больно. Дала ему таблетки. Папины таблетки. Он спал. Перерезала… перерезала ему горло. Позвала папу. Папочка прибежал. Опустился на колени возле Усишки. — Она снова раскачивалась изо всех сил, крепко обняв руками свое разбухшее тело, сопровождая движение негромким, монотонным жужжанием. Уходила в себя.

— А дальше, Роберта? — настаивал психиатр. — Теперь ты можешь преодолеть и это. Джиллиан рядом с тобой.

Качается. Качается. Молча, неистово, слепо. Взгляд упирается в стену.

— Люблю папочку. Люблю папочку. Не помню. Не помню.

— Разумеется, ты помнишь, — мягко, но решительно звучит голос психиатра. — Библия подсказала тебе, что надо делать. Если бы ты не сделала этого, твой папа начал бы делать с маленькой девочкой то же самое, что он делал столько лет с тобой и Джиллиан. Он бы насиловал ее. Он бы подвергал ее противоестественному разврату. Он бы терзал ее. Но ты остановила его, Роберта, ты спасла ребенка. Ты оделась в красивое платье. Ты надела золотую цепочку. Ты убила собаку. Ты позвала отца в хлев. Он прибежал туда, так? Наклонился над собакой и…

Роберта вскочила со стула. Стул пролетел через весь кабинет, врезавшись в металлический шкаф, но в тот же миг Роберта настигла его, подхватила, швырнула в стену, опрокинула металлический шкафчик и пронзительно завизжала:

— Я отрубила ему голову! Он встал на колени. Наклонился над Усишки. Я отрубила ему голову! И мне плевать! Я хотела, чтобы он умер. Я не позволила ему трогать Бриди! Он хотел ее. Он начал читать ей, как читал мне. Он говорил с ней, как прежде со мной. Он собирался сделать с ней это! Я видела! Я убила его! Убила! Мне ничуть не жаль. Мне ничуть не жаль. Он заслужил смерть! — Она рухнула на пол и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, в свои большие серые влажные ладони, которые продолжали мять, коверкать лицо даже сейчас, когда девушка пыталась найти в них защиту. — Его голова покатилась по полу. Мне было плевать. Крыса вылезла откуда-то, стала нюхать кровь. Грызла его мозги. А мне было плевать, плевать, плевать!