Филлис Джеймс - Смерть приходит в Пемберли

Отчасти к удивлению Дарси, мистер Микледор не стал устраивать перекрестный допрос, и тогда Дарси решил, что защитник просто не видит возможности смягчить нанесенный его показаниями ущерб. Он не помнил, как вернулся на свое место. Его охватили отчаяние и гнев. Он проклинал себя и называл законченным тупицей. Ведь говорил же ему Элвестон, как надо отвечать на вопросы. «Перед ответом подумайте, но недолго, иначе сложится впечатление, что вы прикидываете, что лучше сказать. Отвечайте просто и точно, не говорите больше, чем надо, никогда не приукрашивайте; если Картрайт захочет знать больше, он сам спросит. Беда — когда свидетель говорит слишком много, а не слишком мало». А он сказал слишком много — и это провал. Несомненно, полковник поведет себя умнее, но вред нанесен.

Дарси почувствовал на своем плече руку Элвестона.

— Я нанес большой ущерб защите? — спросил с печалью в голосе Дарси.

— Вовсе нет. Вы, свидетель обвинения, произнесли очень действенную речь для защиты, ее не мог произнести Микледор. Присяжные речь слышали, вот что важно, и Картрайт не может стереть ее из их памяти.

Свидетели обвинения по очереди давали показания. Доктор Белчер дал заключение о причине смерти убитого, а полицейские дотошно описали свои безуспешные попытки найти действительное орудие убийства, хотя под листвой и нашлись каменные плиты. Несмотря на усиленные поиски и расспросы, в указанное время в лесу не обнаружили следов дезертира или другого постороннего человека.

Наконец на свидетельскую трибуну вызвали полковника виконта Хартлепа. Воцарилось полное молчание, и Дарси подумал: интересно, почему Саймон Картрайт поставил такого важного свидетеля последним в своем списке? Может, обвинитель надеялся, что впечатление от показаний полковника будет действеннее и продолжительнее, если присяжные услышат их последними? На полковнике была военная форма, и Дарси вспомнил, что у него сегодня во второй половине дня встреча в Военном министерстве. Он прошел к месту дачи показаний так естественно, словно совершал утреннюю прогулку, отдал легкий поклон судье, принес присягу и стоял, ожидая, когда Картрайт начнет допрос, с легким нетерпением (как показалось Дарси) профессионального защитника отечества, нацеленного на победу; готового оказывать должное уважение суду, но дистанцирующего себя от его нелепых допущений. С достоинством кадрового военного перед судом стоял офицер, считавшийся одним из самых красивых и галантных в Британской армии. По залу пробежал шепот, который быстро стих, и Дарси видел, как нарядные светские дамы с интересом подались вперед — точь-в-точь, подумал Дарси, как украшенные ленточками ручные собачки трепещут и волнуются при запахе любимого лакомства.

Полковника просили рассказать буквально по минутам все, что происходило после его возвращения с вечерней прогулки, когда он присоединился к поисковой группе, вплоть до приезда сэра Селвина Хардкасла, начавшего вести расследование. Во время убийства капитана Денни у него была личная встреча с гостем, остановившимся в «Кингз-Армс» в Ламтоне, куда он приехал верхом. Затем Картрайт спросил о тридцати фунтах, найденных у Уикхема, на что полковник невозмутимо ответил, что эти деньги он сам ему дал, чтобы обвиняемый мог заплатить долг чести, и только необходимость заставляет его нарушить данное обещание держать все в тайне. Он не намерен разглашать имя того, кому предназначались деньги, но это не капитан Денни, и эти деньги никак не связаны со смертью капитана.

Тут ненадолго поднялся мистер Микледор:

— Можете вы дать суду слово офицера, полковник, что этот долг или дар не предназначался для капитана Денни и никак не связан с убийством?

— Могу.

Затем Картрайт вновь вернулся к значению слов Уикхема, произнесенных над трупом друга. Как понял их свидетель?

Полковник несколько секунд молчал и потом заговорил:

— Я не могу, сэр, читать мысли другого человека, но я согласен с мнением мистера Дарси. Мое мнение родилось интуитивно, а не в результате обстоятельной оценки фактов. Я не отношусь к интуиции с презрением — она несколько раз спасала мне жизнь, и в основе ее, конечно, лежит мгновенная оценка ярких фактов; интуицию нельзя назвать ложной только потому, что мы не осознаем вызывающих ее причин.

— А решение увезти труп капитана Денни и не заниматься поисками убийцы было обдуманным? Рассматривали вы, прославленный командир, другой вариант?