— Здравствуй, любовь моя, — сказала Мейси.
Никакой реакции не последовало. Мужчина смотрел куда-то далеко позади Мейси, на место, которое мог видеть только он. Лицо Саймона было покрыто шрамами, седые волосы росли вдоль лиловых шрамов на темени.
Мейси протянула руку к его лицу и провела пальцами по этим негладким линиям, поражаясь тому, что результаты ранений оказались такими разными. Шрамы, так схожие внешне с ее шрамами, скрывали иное, гораздо более глубокое повреждение. По сравнению с ним ее раны от разрыва того же снаряда были поверхностными. Однако повреждение Саймона позволяло ему совершенно не ощущать еще более сильной травмы — разбитого сердца.
Саймон по-прежнему не шевелился. Мейси взяла его руки в свои и заговорила:
— Прости меня, моя любовь. Прости, что не приезжала к тебе. Я очень боялась. Очень боялась не вспомнить тебя таким, как ты был со мной…
Она потерла его руки. Они были теплыми, такими теплыми, что она ощущала холод своих.
— Поначалу люди спрашивали, почему я не приезжаю, и я отвечала, что мне не под силу тебя видеть. Потом с каждым месяцем, с каждым годом казалось, что память о тебе — о нас… о том взрыве — покрывается очень тонкой папиросной бумагой.
Мейси закусила губу, непрерывно поглаживая неподвижные руки Саймона и продолжая свою исповедь:
— Казалось, я смотрела в окно на свое прошлое, и оно не было ясным. Наоборот, становилось все более тусклым, и в конечном счете стало слишком поздно. Слишком поздно для того, чтобы приехать и увидеть тебя.
Глубоко вздохнув, Мейси закрыла глаза, собралась с мыслями и заговорила снова. Напряжение в ее голосе ослабло, когда облегчилось бремя не сказанных ранее слов.
— Отец, леди Роуэн, Присцилла — все они вскоре перестали спрашивать о тебе. Я держала их на расстоянии. Всех, кроме Мориса. Морис все видит насквозь. Он сказал, что если люди и не видят мою броню из папиросной бумаги, то ощущают ее и спрашивать больше не будут. Но он знал, Морис знал, что когда-нибудь я приеду. Сказал, что правда становится еще сильнее, если подавляется, и достаточно лишь крохотной щели в стене, чтобы она вышла наружу. Саймон, так оно и случилось. Стена, которую я возвела, рухнула. И я очень стыдилась того, что не могла взглянуть в лицо правде того, что с тобой случилось.
Саймон неподвижно сидел в кресле-каталке, руки его не шевелились, хотя кровь окрасила кожу.
— Саймон, любовь моя. Я так и не дала тебе ответа. Видишь ли, я знала, что должно случиться что-то ужасное. Я не могла обещать тебе совместную жизнь, будущее, когда никакого будущего не видела. Прости меня, дорогой Саймон, прости.
Мейси обернулась, чтобы взглянуть, на чем сосредоточен его взгляд, и с удивлением увидела, что на окне, где они отражались вдвоем. На ней был синий костюм, синяя шляпка, волосы собраны в узел на затылке. Несколько черных прядей, всегда одни и те же, выбивались из-под шляпки и спадали на лоб и щеки. В отражении она едва могла разглядеть его шрамы. Стекло подшучивало над ней, показывая прежнего Саймона, молодого врача, в которого она так давно влюбилась.
Мейси снова повернулась к мужчине. Из уголка рта у него появилась тонкая струйка слюны и потекла вниз по подбородку. Мейси достала из сумочки свежий носовой платок, вытерла слюну и держала его руку в молчании, пока не вернулась старшая медсестра.
— Ну и как мы тут? — Она наклонилась, взглянула на Саймона, потом с улыбкой повернулась к Мейси. — А как вы?
— Отлично. Да, отлично.
Она сглотнула и улыбнулась в ответ.
— Прекрасно. Вы наверняка доставили ему много радости! — Старшая медсестра снова взглянула на Саймона и похлопала по руке. — Правда, капитан Линч? Много радости!
Саймон никак не отреагировал.
— Мисс Доббс, давайте я выведу вас из этого лабиринта!
Уходя, Мейси остановилась, взглянула на Саймона, потом на его отражение в окне. Он был там. Вечно молодой, привлекательный Саймон Линч, похитивший ее сердце.
— Вы приедете снова?
Они подошли к главному входу. Величественный дом теперь представлял собой приют для людей, для которых время остановила война, людей, безвозвратно замурованных в пещерах помраченного сознания.
— Да. Да, я непременно приеду. Спасибо.
— Правильно. Только предупредите нас. Капитан Линч любит посетителей.
Мейси приехала обратно в Лондон, помахала рукой Джеку Баркеру, когда «эм-джи» сворачивал с визгом колес на Уоррен-стрит, и остановилась перед своей новой конторой на Фицрой-сквер. Сидя в машине, она смотрела, как Билли прикрепляет к двери гвоздиками новую бронзовую табличку, потом отходит назад, чтобы определить ее местоположение, перед тем как закрепить шурупами. Он потер подбородок и переместил табличку Дважды. Наконец кивнул, убедившись, что нашел самое подходящее место для ее фамилии, место, которое будет говорить клиентам, что контора М. Доббс, психолога и детектива, открыта для работы.
Читать дальше