Николас Блейк - В аду нет выбора

— Ну, там была женская фигура, обнаженная, — начал неуверенно мистер Лики.

— Не верится, чтобы вы когда-нибудь были на выставке, — заявила Клэр резким тоном.

Жена адмирала обернулась к Клэр:

— Вы делаете эти модернистские вещи из проволоки? Мне кажется, они в высшей степени нелепы. Не вижу в них никакого искусства.

— Нет.

— Но, полагаю, это модно, дает много денег?

— Клэр создает большие обнаженные фигуры. Камень или мрамор. Зарабатывает на них кучу денег, — сказал Найджел.

— Что? Такие, как эти ужасные скульптуры Эпстайна?

Миссис Салливан выглядела раздраженной, и в то же время глаза ее разгорелись жадностью.

— Не совсем, — сказала Клэр.

— А мне нравится «Дева и младенец», — прошепелявил адмирал. — Но работы Генри Мура мне больше по вкусу.

— И правильно, — сказала Клэр.

— Эти ужасные вещи с дырками в них, — пробормотал Лэнс.

В этот момент в комнату вошел профессор Рэгби и тихо сел в угол.

Жена адмирала переменила тему разговора со скрежетом шестеренки:

— Что за значок вы всегда носите, миссис Аттерсон? Значок клуба велосипедистов?

— Нет. Это ДЯР.

— ДЯР?

— Движение за ядерное разоружение.

Миссис Салливан просто отпрянула от нее в возмущении, точно Черри произнесла что-то ужасно неприличное.

— Неужели? То есть вы сидите на мокрых тротуарах и устраиваете эти отвратительные марши? И даже в пятницу на Страстной неделе! Но это же просто богохульство.

Голос Черри вдруг стал удивительно оживленным:

— Ну, а я думаю, что богохульство строить планы убийства миллионов невинных людей во всем мире.

— Вы не хотите защищать собственную страну? Ну, знаете ли!

— Атомная бомба создана не для защиты, а для нападения на другие страны.

— Вы не считаете ее средством сдерживания? — осторожно спросил адмирал.

— Вы предпочитаете скорее быть красной, чем мертвой? — поинтересовался Джастин Лики, испытующе в упор глядя на девушку.

— Безусловно. А кто не предпочитает? По крайней мере, я скорее захочу быть красной, чем нести ответственность за убийство миллионов невинных людей, белых, красных и черных.

— Черри фанатик, — сказал Аттерсон, ухмыляясь в бороду.

— И я не верю, что атомная бомба будет средством сдерживания. Не надолго, — упрямо продолжала девушка.

— Представляется, что так и произойдет, Черри, — заметил адмирал, и его выцветшие голубые глаза посмотрели на нее хотя и приветливо, но обеспокоенно. А она, поняв, что обрела сочувствие, воскликнула:

— Я не пытаюсь упрекнуть вас, адмирал. Говорю честно. Солдаты и матросы, ну, я думаю, они делают свое дело.

— Не нам рассуждать, моя дорогая, — ответил адмирал с улыбкой.

— Но на практике ваше дело сторона. Что меня раздражает, так это проклятые ученые, которые, по-видимому, никогда не рассуждают на тему «почему».

— Тихо, клецка, — сказал Лэнс, — тут есть ученые.

Люси тревожно посмотрела на отца. Но она знала, когда он может вспылить. Сейчас все было в порядке. Профессор подошел к камину, высокий, широкоплечий, чуть сутулый, рыжеволосый.

— Ну-с, девушка, вы могли бы и дальше распространяться на эту тему.

— Извините, я не знала, что вы здесь.

— Не обращайте внимания. Я не укушу вас. Продолжайте.

Черри крепко сцепила пальцы.

— Ну, тогда я считаю, что вы, ученые, безрассудно выступаете со своими теориями и экспериментами и никогда не задумываетесь о последствиях для человечества.

— Вы полагаете, что мы должны быть не только учеными, но и пророками и моральными цензорами нашей собственной работы?

Черри вспыхнула, но продолжала храбриться:

— Вам нет необходимости быть пророком, дабы знать, что когда вы делаете атомную бомбу, вы делаете именно атомную бомбу, а она уничтожает огромное число людей.

— Деление атомного ядра при цепной реакции было нейтральным открытием. Оно могло быть использовано для разрушительных целей и быть продуктивным одновременно. И вы, безусловно, можете это видеть. Запретили ли бы вы открытие двигателя внутреннего сгорания, потому что легковые автомобили могут давить людей? — Профессор говорил не запальчиво, но с ноткой педагогического высокомерия в голосе.

— Значит, ученые не испытывают какого-либо морального беспокойства в отношении конечного продукта их деятельности?

— Чисто ученый — нет. Технолог, безусловно, да.

— Как чисто ученый вы не испытываете беспокойства. Прекрасно. Но вы ведь в то же время и человек.

— Как человек я должен испытывать беспокойство, мисс Мэссинджер. Я согласен. Может возникнуть очень реальный конфликт.