Раймонд Чэндлер - Вечный сон

— Он что-нибудь говорил? — спросил я у шофера.

— Послал меня куда подальше, — ответил шофер и сплюнул. — Чего с него взять.

Я вернулся в дом, положил сверток перед Уайлдом на стол и развернул бумагу. Кронджейгер стоял у стола и говорил по телефону. Когда я вошел, он положил трубку и сел.

Уайлд с совершенно невозмутимым видом полистал книгу, закрыл ее и передал Кронджейгеру. Кронджейгер открыл ее, перевернул пару страниц и поспешно закрыл. На его щеках вспыхнули красные пятна — величиной в полдоллара каждое.

— Посмотрите на даты выдачи, — посоветовал я.

Кронджейгер снова открыл книгу и взглянул на проставленный на форзаце штамп:

— Ну и что?

— Если понадобится, я засвидетельствую под присягой, что эта книга из магазина Гейгера. А эта блондинка, Агнес, подтвердит, какой товар продавался в магазине. Стоит в этот магазин заглянуть, чтобы понять, что книги — это лишь вывеска. Но голливудская полиция, по каким-то соображениям, в подпольный бизнес Гейгера не вмешивалась. Так вот, на суде могут поинтересоваться, чем же при этом полиция руководствовалась.

— Действительно, — улыбнувшись, сказал Уайлд, — иногда в суде задают щекотливые вопросы — они там все никак не могут взять в толк, что собой представляет жизнь современного города.

Тут Кронджейгер вскочил и надел шляпу:

— С вами, я вижу, каши не сваришь. Я занимаюсь особо тяжкими преступлениями, и, если этот ваш Гейгер промышлял порнографией, меня это не касается. Хочу, однако, предупредить: в широкой огласке мы не заинтересованы. Что-нибудь еще вам от меня нужно?

Уайлд переглянулся с Олсом, и тот спокойно ответил:

— Передать тебе арестованного. Пошли.

Олс встал, Кронджейгер бросил на него свирепый взгляд и вылетел из комнаты. Олс последовал за ним. Дверь кабинета закрылась. Некоторое время Уайлд молча смотрел на меня своими ясными синими глазами и барабанил пальцами по столу, а потом сказал:

— Его можно понять. Полиция не любит, когда от нее что-то скрывают. Вам все равно придется давать показания — хотя бы для протокола. Может быть, удастся представить эти убийства как два самостоятельных дела, не упоминая имени генерала Стернвуда. Догадываетесь, почему я не оторвал вам голову?

— Нет, я уже приготовился к мучительной смерти.

— Сколько вам платят за работу?

— Двадцать пять долларов в день плюс расходы.

— То есть пока что вы заработали пятьдесят долларов и еще немного на бензин.

— Около того.

Уайлд склонил голову набок и почесал подбородок мизинцем левой руки:

— И за эти гроши вы готовы восстановить против себя всю полицию штата?

— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Меня наняли вести дело. Это моя работа, мой хлеб. Весь свой опыт, все свое умение я обязан употребить на то, чтобы отстаивать интересы своего клиента… Я и так сегодня вечером рассказал вам много лишнего. Не заручившись согласием генерала, делать этого не следовало. Что же касается моей скрытности, то я сам, как вам известно, служил в полиции и знаю, чего стоит их прямота. Если кто-то посторонний пытается от них что-то скрыть, они изображают благородное негодование, бьют себя в грудь — сами же по многу раз в день выгораживают своих дружков или нужных людей. А ведь моя работа еще не закончена, я продолжаю вести дело, за которое взялся, и, если понадобится, поступлю точно так же снова.

— Если только Кронджейгер не отберет у вас патент, — усмехнулся Уайлд. — Вы сказали, что не будете распространяться о некоторых обстоятельствах личного характера. Эти обстоятельства существенны?

— Моя работа еще не закончена, — повторил я, гладя ему прямо в глаза.

Уайлд улыбнулся широкой, дерзкой улыбкой ирландца:

— Вот что я тебе скажу, сынок. Мой отец был близким другом старого Стернвуда, и я всегда делал все, что в моих силах, и даже больше, чтобы избавить генерала от неприятностей. Но бесконечно это продолжаться не может. Его дочки, в особенности блондиночка, рано или поздно влипнут в такую ситуацию, которую при всем желании не скроешь. Обе они распущенны до последней степени, и виноват в этом старый Стернвуд — видимо, он просто не понимает, что такое современная жизнь. И еще одно — раз уж мы с тобой разговорились по душам, и я на тебя не ворчу: ставлю американский доллар против канадского цента, что генерал боится, как бы его зять, бывший бутлегер, не оказался замешанным во всю эту историю. Думаю, старик и нанял-то тебя только для того, чтобы убедиться, что Риган к шантажу отношения не имеет. Что скажешь?