Раймонд Чэндлер: Высокое окно

Она откинулась на стуле, сложила маленькие изящные ручки на столе и пристально посмотрела на меня:

— Советовала бы вам, мистер Марло, держать свое хамство при себе. Со мной по крайней мере.

— Спасибо за совет.

— Пожалуйста. И я не стану больше отвечать на ваши вопросы без специальных указаний. Мне это категорически запрещено.

— Я не хам. Просто сильный мужчина.

Она взяла карандаш и черкнула им в блокноте. Потом, успокоившись, слабо мне улыбнулась:

— А может, я не люблю сильных мужчин?

— Первый раз вижу такую зануду. До свидания.

Я вышел, плотно закрыл за собой дверь и направился к выходу пустыми коридорами, через большую, безмолвную, мрачную, траурную комнату.

Солнце резвилось на разогретой лужайке. Я надел темные очки, подошел вплотную к негритенку и опять потрепал его по голове.

— Хуже некуда, брат, — доверительно сообщил я ему. Каменные ступеньки жгли ноги через подошвы. Я сел в машину, включил мотор и отъехал от тротуара.

Стоявший за мной небольшой двухместный автомобиль песочного цвета тоже отъехал от тротуара. Я не придал этому никакого значения. Водитель был в темной соломенной шляпе с загнутыми полями и пестрой ситцевой лентой. В темных очках, как и я.

Проехав несколько кварталов в сторону города и остановившись у светофора, я увидел, что двухместный автомобиль песочного цвета по-прежнему держится за мной. Тогда я решил — смеха ради — покружить между домами. Двухместный не отставал. Тогда я свернул на улицу, обсаженную огромными пальмами, резко развернулся и встал у тротуара.

Двухместный медленно проехал мимо. Светловолосая голова под шоколадной соломенной шляпой с ситцевой лентой даже не повернулась в мою сторону. Машина проплыла, а я поехал в Арройо-Секо и дальше, в Голливуд. Дорогой я несколько раз внимательно смотрел назад, но двухместного больше не было.

Моя контора размещалась в двух небольших комнатах окнами во двор, на седьмом этаже Кахуэнга-билдинг. Первую, приемную, я держал незапертой для своих «пациентов», если, конечно, таковые были. На двери кабинета висел звонок, который я мог включать и отключать, не вставая из-за стола, чтобы не отвлекаться от своих гениальных мыслей.

Я заглянул в приемную. Ничего, кроме пыли. Открыл окно, отпер вторую дверь и вошел в заднюю комнату — кабинет. Три жестких стула и вращающееся кресло, узкий письменный стол под стеклом, пять зеленых шкафов с картотекой, из них три пустых; на стене календарь и лицензия частного детектива в рамке; телефон, умывальник в крашеном деревянном стенном шкафу, вешалка, ковер — чем-то же надо было прикрыть пол — и два открытых окна с чистенькими занавесками, которые собирались в складки и расправлялись, точно губы беззубого старика во сне.

Та же самая обстановка, что и в прошлом году. И в позапрошлом. Некрасиво, уныло — но все лучше, чем навес на пляже.

Я повесил шляпу и пальто на вешалку, вымыл лицо и руки холодной водой, закурил и взвалил на стол телефонную книгу. Элиша Морнингстар значился по адресу: Белфонт-билдинг, 824, Западная Девятая улица, 422. Я переписал адрес и прилагавшийся к нему телефон и уже хотел было набрать номер, как вспомнил, что не включил звонок в приемной. Потянулся на край стола, включил его — и очень вовремя. Кто-то только что открыл дверь в первую комнату.

Я перевернул блокнот обложкой вверх и пошел посмотреть, кто это. Это был стройный, высокий, самодовольный на вид субъект в летнем шерстяном костюме стального цвета, в черно-белых туфлях, в светлой матовой рубашке с галстуком и с темно-красным носовым платком в нагрудном кармане. В руке, обтянутой белой перчаткой из свиной кожи, он держал длинный черный мундштук и, морщась, смотрел на старые журналы, валявшиеся на столе и стульях, на стертый пол — на все, что деньгами и не пахло.

Когда я открыл дверь в кабинет, он повернулся вполоборота и устремил на меня взгляд довольно задумчивых, близко посаженных светло-голубых глаз. Нос тонкий, лицо загорелое, на узком черепе зачесанные назад рыжеватые волосы и узкая полоска усов, гораздо более рыжих, чем волосы.

Оглядел он меня без спешки и без особого удовольствия. Тактично выпустил изо рта тонкую струйку дыма и сказал с едва заметной усмешкой:

— Вы Марло?

Я кивнул.

— Я, признаться, несколько разочарован, — сказал он. — Ожидал увидеть что-нибудь эдакое, с грязными ногтями.

— Заходите, — сказал я. — Острить можете и сидя.

Я придержал дверь, и он прошел мимо меня, стряхивая пепел на пол ногтем среднего пальца свободной руки. Подсел к столу, стянул с правой руки перчатку и положил ее на стол вместе с другой, уже снятой. Выбил окурок из длинного черного мундштука, потыкал его спичкой, пока не погасил, вставил в мундштук другую сигарету и, прикурив ее от толстой темно-красной спички, откинулся на спинку стула с улыбкой утомленного аристократа.