Это случилось в субботу. Дерек должен был присоединиться к судье на лондонском вокзале в понедельник днем, чтобы продолжить турне. Он ухитрился сделать так, чтобы провести с Шилой почти все воскресенье, а в те часы, когда не мог быть с ней, размышлял о ее совершенстве, ее очаровании и о том, как ему повезло, что они повстречались. О том, как провела эти часы Шила, можно судить только по ее удивительному и сокрушительному провалу на экзамене, случившемуся несколькими днями позже. В понедельник, по окончании отпуска, столь насыщенного эмоциями, словно Дерек провел его в пути, направляясь на Западный фронт, влюбленный нехотя вернулся в Лондон.
Увидев Хильду, стройную, элегантную, разговаривавшую с подобострастно глядевшим на нее охранником у дверей персонального судейского вагона, Дерек ощутил легкое, но безошибочно узнаваемое беспокойство. Он его тут же подавил, но воспоминание осталось, и вместе с ним — смутное чувство вины. Потому что в том состоянии, в каком он тогда пребывал (если допустить, что его состояние имело хоть какое-то отношение к рассудку), вид Хильды, как и любой другой женщины, неизбежно провоцировал сравнение с предметом его обожания. И первый результат сравнения в данном случае граничил с предательством по отношению к Шиле — или, точнее сказать, к образу Шилы, который он старательно пестовал в своем воображении последние два дня. Он успел совершенно забыть, насколько привлекательна Хильда. Разумеется, она была старше Шилы — намного старше, если говорить честно. Их вообще нельзя было сравнивать. Но в то же время, если принимать во внимание выдержку и тактичность Хильды, спокойную уверенность ее поведения в любом окружении, Шила казалась чуточку слишком наивной, и ее восхитительному простодушию самую малость недоставало пикантности.
Сомнение исчезло почти так же быстро, как возникло, задолго до того, как разум Дерека успел его осознать. Спустя пять минут он поклялся себе, что сомнения никогда и не было. Однако оно все же не прошло бесследно. Глубоко запрятанное в подсознании, оно отныне напоминало о себе мгновениями раздражения, хотя возмещающая сила воображения накладывала на них слой за слоем пленительные черты, рождавшие в конце концов образ жемчужины человеческого совершенства — идеальной Шилы, чье воплощение в плоти и крови в положенный срок явит собой самую опасную соперницу Хильде.
Между тем источник этой душевной смуты и сам пребывал далеко не в покое. Если в глазах Дерека Хильда представала хладнокровной и безмятежной, то он преувеличивал ее самообладание больше, чем мог себе вообразить. На самом деле она провела выходные в смятении. Она вернулась домой из клуба, ободренная спокойной надежностью Моллета более, чем ожидала, но нашла судью, только что приехавшего из «Атенеума», в глубочайшей депрессии. Перед ним лежало письмо от шурина, в котором тот высказывал весьма неблагоприятные перспективы будущих переговоров с поверенными Сибалда-Смита. Вскоре судья поведал, что, как бы серьезно ни было то, что написано в письме, это еще самая малая из его неприятностей. Что по-настоящему гнетет его, так это инцидент, случившийся сегодня в тихих покоях клуба. За чашкой чая он разговорился со старшим коллегой — судьей, человеком, чьей безграничной осведомленностью Барбер всегда восхищался и чьего острого языка втайне побаивался. В ходе обычной беседы, которая любому третьему лицу, присутствуй он при ней, показалась бы всего лишь дружеской заинтересованностью в делах Южного турне со стороны собеседника, тот ясно дал понять несчастному Барберу, что прекрасно знает обо всем, что произошло в Маркхэмптоне. Безжалостно, в своей мягкой, покровительственной манере, которой славился, мучитель влил в него яд по капле, закурил сигару и отбыл, оставив Барбера взбешенным и страшно напуганным.
— Кто-то проболтался! — прорычал Барбер, рассказывая все это жене. — Несмотря на все принятые нами меры предосторожности, кто-то все же проболтался!
— Да, это очевидно, — согласилась Хильда, быстро соображая, что инъекция деловитости с ее стороны будет лучшим противоядием в подавленном состоянии мужа. — В конце концов, этого следовало ожидать, не так ли? Рано или поздно такие вещи неизбежно выходят наружу.
— Кто это мог быть? — продолжал Барбер. — Могу поклясться, что мальчик надежен. И Петтигрю из кожи вон лез, сам настаивая, чтобы все было сохранено в тайне… Конечно, полицейский офицер слишком молод и неопытен, но все же… Ты же не думаешь, что Петтигрю мог меня подставить, правда, Хильда? В конце концов, мы с ним такие старые друзья…
Читать дальше