Эрл Гарднер - Дело женщины за колючей проволокой

— Без четверти десять.

— Сможете ли вы узнать этот портфель?

— Да.

— Я показываю вам портфель, который является вещественным доказательством обвинения номер двадцать шесть. Вы уже видели его?

Свидетельница взяла в руки портфель, осмотрела его и сказала:

— Да. Это тот, который я продала пятнадцатого марта этого года.

— Следовательно, пятнадцатого марта, до без четверти десять вечера, этот портфель находился в магазине, в котором вы работаете?

— Да.

— Вы в этом уверены?

— Полностью уверена.

— Это все, — сказал Мейсон. — Перекрестный допрос, пожалуйста.

Ормсби поднялся и заметил снисходительным тоном:

— К вашему сведению, мисс Ранкин, этот портфель мог быть куплен у вас в тот вечер единственно с целью ввести полицию в заблуждение. Ценные бумаги, которые в нем были обнаружены, могли отлично находиться до этого в другом портфеле и быть переложены в этот портфель мистером Мейсоном…

— Вношу протест, ваша честь! — вмешался Мейсон. — Господин обвинитель требует у свидетельницы сформулировать заключение, что не является правом свидетеля. Обвинение предполагает, что я привез этот портфель и бумаги, содержащиеся в нем, из Лос-Анджелеса. Я собираюсь доказать, что это неверно.

— Это ничего не доказывает! — возразил Ормсби.

— Я полагаю, что это доказывает очень многое, — парировал Мейсон, — так как во время моего пребывания пятнадцатого марта в Лас-Вегасе я постоянно находился под наблюдением сотрудника местной полиции.

— В свидетельских показаниях на это ничто не указывает!

— В таком случае, я прошу снова вызвать лейтенанта Трэгга для дополнительного перекрестного допроса, который позволит мне обосновать то, что я делал в Лас-Вегасе пятнадцатого марта, находясь под постоянным наблюдением.

Лейтенант Трэгг с растерянным видом снова занял место для свидетелей.

— Господин лейтенант, — обратился к нему Мейсон. — Я обращаю ваше внимание на доказательство обвинения номер двадцать шесть, портфель, который был взят в моей комнате в Лас-Вегасе. Кто его обнаружил?

— Я.

— Вы заметили другой портфель в моей комнате?

— Нет. Но там находился чемодан.

— Я говорю о портфеле. Был в комнате другой портфель?

— Нет, насколько я мог видеть.

— Вы пришли в мою комнату с определенной целью, не так ли, господин лейтенант?

— Да.

— Вы были в обществе сержанта Элиаса Кэмпа, из полиции Лас-Вегаса?

— Да.

— Я в то время был объектом слежки?

— Офицеру полиции в штатском было поручено следить за вами.

— И вы угрожали мне потребовать ордер на обыск, чтобы переворошить мою комнату?

— Да.

— Что вы хотели найти в моей комнате?

— Портфель, содержащий ценные бумаги.

— И вы нашли портфель, содержащий ценные бумаги?

— Да.

— Был ли в комнате другой портфель, содержащий ценные бумаги, или в котором могли храниться ранее бумаги, переложенные позднее в портфель, изъятый вами?

— Я… Я признаюсь, что ничего об этом не знаю.

— И почему же?

— Потому что, обнаружив портфель, содержащий ценные бумаги, который мотивировал наше пребывание в вашей комнате, я не стал продолжать обыск.

— Следовательно, по вашему мнению, доказательство номер двадцать шесть было единственным портфелем, который находился в моей комнате?

— Да.

— Вы пытались обнаружить отпечатки пальцев на этом портфеле?

— Да.

— Вы их нашли?

— Да. Мы нашли на портфеле множество ваших отпечатков пальцев и других, которые мы не смогли идентифицировать, но которые, как я предполагаю, являются отпечатками мисс Эстелл Ранкин.

— У вас есть фотографии этих отпечатков?

— Да, они у меня с собой, в моем портфеле.

— Вы можете мне их передать?

Получив фотографии, Мейсон сказал.

— Я требую, чтобы эти фотографии были приняты в качестве вещественных доказательств защиты под номерами три и четыре. У меня нет других вопросов к свидетелю.

— У меня также нет вопросов, — заявил помощник окружного прокурора.

— Защита окончена, — объявил Мейсон.

Судья Фиск казался таким же озадаченным, как и Ормсби. Но судья быстро пришел в себя и предоставил слово обвинению для заключительной речи.

Ормсби встал перед присяжными и вдохновенно пошел в атаку:

— Дамы и господа присяжные заседатели! Перед нами убийство, заранее обдуманное и хладнокровно совершенное. Убитый, может быть, и не был хорошим человеком, но имел право жить.

Прокурор сделал эффектную паузу и продолжил: