Эрл Гарднер - Вдовы носят траур

— Почему?

— Потому что вы могли бояться того, что Калверт донесет на вас.

— Но у него не было никаких причин продавать меня!

— Вы утверждаете это теперь, когда этого уже нельзя доказать.

— Я не мог убить Калверта! У меня есть полное алиби. Я все время был вместе с Брентвудом. Когда он выходил из кабинета, чтобы позвонить из телефонной будки, которая находится в коридоре рядом с дверью моего кабинета, он, если бы я выходил в коридор, не мог меня не заметить.

— Он разговаривал по телефону. И стоял спиной к коридору.

— Это он так сказал?

— Сегодня по радио передали его заявление. Он сказал, что, по его мнению, когда он находился в телефонной будке, он мог бы, повторяю, мог бы видеть вас выходящим из своего кабинета. Понятно? По его мнению — мог видеть. Он не сказал, что иначе и быть не могло. Он не подтвердил своего заявления никакими фактами, которые могли бы с железной достоверностью гарантировать его мнение. Речь идет всего лишь о его мнении. Так оно и есть на самом деле. Ведь вы выходили из кабинета на короткое время и он этого не заметил?

— Что вы посоветуете мне, Лэм? — в отчаянии спросил Баффин.

— Вам надо внести в это дело полную ясность. В противном случае вы запутаетесь.

Он вытер ладонью мокрый лоб:

— Как я могу это сделать? Я попал в западню.

— Вы не находитесь в западне, из которой нет выхода. Вы просто попали в скверную историю. Я помогу вам выбраться из нее, если вы будете доверять мне.

Скоро вам должен позвонить сержант Селлерс. Он спросит у вас о том, где я достал фотографии этой официантки Бэйби, снятой в тот момент, когда она падает на пол с полным подносом. Селлерс попытается узнать у вас, каким образом я нашел человека, который в тот вечер сделал снимки в ресторане…

— Пятнадцать минут назад сержант Селлерс уже звонил мне.

— А, черт! — воскликнул я. — И что же вы ему сказали?

— Я сказал ему правду. Я не собираюсь врать полиции.

— Вы сказали ему, что эти снимки на самом деле являются инсценировкой?

— Да. Сказал.

— Что эта инсценировка была устроена уже после того, как было обнаружено убийство?

— Да.

— Вы — болван, — сказал я ему. — Эти фотографии защищали меня от ареста. Пока Селлерс ничего не знал о происхождении фотографий, он боялся меня тронуть.

Но вы испугались, что полиция обвинит вас в убийстве, и поспешили продать меня, единственного человека, который может вытащить вас из всей этой скверной истории.

Я быстро оглядел его кабинет и обнаружил, что в нем имелась небольшая боковая дверь.

— Куда она ведет? — спросил я.

— В заднюю комнату.

— Оттуда есть другой выход?

— Из нее по узкой лестнице можно спуститься в кухню ресторана. Это сделано для того, чтобы я мог время от времени прямым ходом заходить туда и присматривать за тем, что там делается.

Я никогда так и не узнаю, о чем он мне говорил еще.

Выскочив в боковую дверь, я пробежал через заднюю комнату, скатился с лестницы в помещение кухни и через нее вышел во двор. Оттуда к улице вел длинный узкий проход, пролегающий между рядами воняющих кислятиной мусорных ящиков. Я увидел, что к ресторану подъезжает большая полицейская машина, и вернулся на кухню. Там повар-китаец нарезал лук. Я снял со стены белый халат и поварскую шапку, надел их на себя и, встав рядом с китайцем, начал тоже крошить луковую головку.

Повар взглянул на меня. По его лицу было невозможно понять, что он обо всем этом думает.

Через минуту до нас донеслись голоса с той самой лестницы, по которой я проник на кухню.

— На этот раз, — говорил Селлерс, — этому парню не отвертеться…

Он появился на кухне, раздраженно оглядел ее, брезгливо отвел глаза от двух поваров, режущих лук, и бросился к ведущей во двор двери. Я молча сунул китайцу двадцать долларов, сбросил поварскую маскировку и выскользнул из кухни через главную дверь. Из ресторана я вышел на улицу.

Возле подъезда стоял огромный автомобиль с горящей на крыше полицейской мигалкой. Его мотор работал. Я увидел приближающееся такси, придал себе небрежный вид и помахал ему рукой. Таксист подъехал ко мне. Я уже взялся за дверцу, чтобы забраться в машину, как вдруг из парадной двери ресторана как сумасшедший выбежал Селлерс. Он как заправский регбист сгреб меня в охапку и в тот же миг защелкнул на мне наручники.

— Ах ты, ублюдочный сукин сын, — сказал он, тяжело дыша. — Ах ты, вонючий Шустрик! На этот раз ты по-настоящему крепко влип.

Около нас начали собираться прохожие. Селлерс потащил меня к полицейской машине.