– А граф Балинский – что он за человек? – спросил Холмс.
– Он твердо придерживается своих вполне определенных убеждений. Как вы, наверное, уже поняли из рассказа Орман-паши, у него бешеный нрав. Это опасный человек, из тех, с кем лучше не шутить. Граф – убежденный приверженец панславизма и питает к туркам закоренелую неприязнь и глубокое недоверие. Что до барона Нопчки, то это благодушный аристократ, представитель одного из старейших семейств Австро-Венгрии. Он состоит в доверительных отношениях с императором. Будучи по своим склонностям либералом, он выступал за увеличение парламентского представительства славянских народов империи, хотя в глубине души относится к политической активности славян в своей стране с большим подозрением.
– Осталось только сказать несколько слов о господине Леонтиклесе, – заговорил Майкрофт. – Он, как и Юсуфоглу, недолго пребывает на своей должности. Прежде он занимал несколько постов в греческом правительстве. Говорят, что он был вовлечен в какие-то политические интриги, чем вызвал неудовольствие короля Греции. Характер у него несколько нервический, и по большей части он держится особняком.
– И последний вопрос: по какому адресу господин Симеонов проживал в Лондоне?
Майкрофт достал из кармана маленькую записную книжку.
– Харрингтон-Мьюз, дом шесть, – сказал он, – но, боюсь, болгарское представительство вряд ли даст тебе разрешение осмотреть это место. После того как британское правительство отказалось поддержать требования Болгарии, ее власти стали весьма несговорчивыми.
* * *
Было еще раннее утро, когда мы с Холмсом вернулись в Лондон. По пути я осмелился поделиться с ним некоторыми своими соображениями.
– Холмс, вы пока еще не сказали, как, по-вашему, объясняется тот удивительный факт, что рядом с телом Симеонова был обнаружен заряженный револьвер, из которого, однако, не стреляли. Я немного поразмыслил и могу лишь предположить, что револьвер принадлежал Симеонову. Он пытался защищаться от убийцы и выхватил револьвер, когда понял, что в него сейчас будут стрелять. Вы согласны?
– Думаю, такое толкование не противоречит фактам, – сказал Холмс.
Поезд между тем остановился у перрона вокзала Виктории.
– Приходили ли вам в голову какие-нибудь другие толкования? – осведомился я.
– Да, Ватсон, приходили, – ответил Холмс, и глаза его блеснули.
Сойдя с поезда, мы подозвали кэб, и Холмс велел кучеру отвезти нас к русскому посольству. По прибытии он вручил свою визитную карточку швейцару и попросил доложить о нашем прибытии послу. Через несколько минут нас проводили в богато обставленный кабинет графа Балинского.
Когда мы вошли, граф остался сидеть, устремив на нас холодный взгляд и плотно сжав губы. На лице у него было выражение плохо сдерживаемой злобы, а в руках он не переставая крутил визитную карточку Холмса. Граф был худ и бледен, глаза сверкали огнем. Лицо его было чисто выбрито, если не считать тонких усиков, концы которых резко устремлялись вверх.
– Вы работаете на турок, не так ли? – холодно спросил он.
– С просьбой оказать содействие в расследовании загадки убийства господина Симеонова ко мне обратился его превосходительство Орман-паша, – ответил Холмс.
– И вы явились ко мне, рассчитывая получить помощь? – с величайшим удивлением в голосе спросил граф.
– Я пришел, чтобы спросить, не можете ли вы пролить немного света на это трагическое происшествие.
– Я могу пролить на него сколько угодно света, мистер Холмс, – угрожающим тоном ответил граф. – Убийство совершил турецкий полковник. Я открыто, при всех, обвинил его в этом.
– Какими доказательствами этого вы располагаете?
– Доказательствами? – переспросил граф с выражением презрительного изумления на лице, как будто вопрос о доказательствах был верхом бестактности. – А у кого еще были мотивы? Кому еще из гостей, если не посланцу султана, могло прийти в голову убить Симеонова? Орман-паша в момент совершения убийства был рядом с лордом Эверсденом, значит, остается Юсуфоглу.
– Убийство мог совершить кто-нибудь другой, тот, кто хотел, чтобы подозрения пали на Юсуфоглу, – спокойно проговорил Холмс, глядя графу прямо в глаза. – Возможно даже, что Симеонов был убит именно для того, чтобы разжечь конфликт между вашей страной и Турцией.
Глаза графа сузились, он еще крепче сжал губы. Затем он внезапно встал.
– Благодарю вас, мистер Холмс, – сказал он, не пытаясь сдерживать обуревавший его гнев. – Наш разговор окончен!
Читать дальше