Барбара Хэмбли - Племянница антиквара

— Именно так. — Холмс встал и протянул руку молодому гостю. — Я разберусь в этом, насколько смогу, мистер Колби. Где вас найти?

— Гостиница «Эксельсиор» в Брайтоне. — Юноша выудил из жилетного кармана визитку, чтобы написать адрес, — похоже, в его карманах все перемешалось. — Я всегда там останавливаюсь, — пояснил он. — Поэтому мисс Делапор и знала, куда посылать письмо. Как вы только можете сидеть в городе в такую погоду? Меня она просто убивает.

И он ушел, едва ли догадываясь, что не у каждого найдется дед, который навязывает опиум китайцам, чтобы оплатить внуку летний отдых в «Эксельсиоре».

— Что вы думаете о нашем американском Ромео? — осведомился Холмс, когда нанятый Колби кеб загрохотал по Бейкер-стрит. — Каким он вам показался?

— Состоятельным, — произнес я, уязвленный беспечным замечанием о людях, сидящих в городе. — Из тех, что не терпят слова «нет». Но, по-моему, он серьезный и добросердечный. Конечно, парень здраво относится к этим декадентским штудиям — и если они с Делапором единомышленники, странно, что тот возражает против сватовства.

— Вполне разумно. — Холмс разложил письмо и записку на столе, после чего направился к книжному шкафу за экземпляром «Корт газет», до того набитому вырезками из светских хроник, а также собственными записями Холмса, выполненными его четким, твердым почерком, что разбух едва ли не вдвое против первоначального объема. — Но что это за «некоторые обычаи», которые «не больно-то лицеприятны по современным меркам»? Нелицеприятное в мире, где создали пулемет «максим», едва ли может сводиться к детским страхам.

Карстерс Делапор, — прочел он, открыв таблоид длинной рукой. — Допрошен относительно его местопребывания ночью двадцать седьмого августа тысяча восемьсот девяностого, когда владелец паба в Уайтчепеле сообщил об исчезновении своего сына Томаса, десяти лет от роду. Человека, под описание которого подпадает наружность Делапора — она такова, что забыть ее никак не возможно, — видели разговаривающим с мальчиком тем вечером. Томас так и не был найден. Думаю, это имя мне знакомо. Делапора также допросили в семьдесят третьем манчестерские полицейские — он находился в городе, не имея на то никаких вразумительных причин, когда пропали две девочки с фабрики… Признаться, я удивлен, что кто-то их хватился. С лондонских улиц каждый день исчезают беспризорники, ими интересуются не более чем бабочками, улетевшими за садовую ограду. Не требуется большого ума, чтобы похищать детей в Лондоне. — Он захлопнул книгу, и его глаза сузились, когда он обратил взор к бескрайним кирпичным джунглям, раскинувшимся за окном. — Всего-то и нужно брать самых голодных и грязных, не имеющих ни дома, ни родителей.

— Это слишком серьезный вывод, чтобы спешить с ним, — возразил я.

— Верно, — молвил Холмс. — Поэтому я никуда не спешу. Но Гай, виконт Делапор, упомянут в более ранних отчетах столичной полиции трижды — между тридцать третьим и пятидесятым годом — в связи с точно такими же расследованиями; одновременно он опубликовал для печально известного общества «Глаза утренней зари» серию работ, посвященных сохранившимся демоническим ритуалам в окрестностях Уэльса. А в шестьдесят третьем пропал американский репортер, который интересовался слухами о языческих культах в западном Шропшире — менее чем в пяти милях от селения Уотчгейт, которое находится у подножия холма, где стоит приорство Дипуотч.

— Но даже если так, — возразил я, — даже если Делапоры занимаются какими-то теософскими изысканиями — и держат для этого белых рабов, — то почему им не удалить из дома непосвященного человека, ту же племянницу Делапора, вместо того чтобы превращать ее в источник неприятностей? И чем поможет старику ворох оккультного хлама в навязывании своей воли сыну и внучке?

— Действительно — чем? — Холмс вернулся к шкафу и вынул конверт, куда положил карточку Бернуэлла Колби. — Я тоже счел нашего американского гостя человеком искренним и безвредным — несмотря на его очевидное желание отмежеваться от своей скучной и ограниченной семьи. И в свете этого все становится еще любопытнее.

Он протянул мне конверт; я взял его и изучил, подражая Холмсу. Бумага, как он и сказал, была плотная и дорогая, а шрифт — подчеркнуто вычурный, хотя сама карточка хранила некоторые следы пребывания в карманах мистера Колби вперемешку с карандашами, записками и фотографиями его возлюбленной Джудит. Лишь поднеся ее ближе, чтобы рассмотреть мелкие вмятины и царапины, я уловил запах, который, казалось, пропитал толстую, мягкую бумагу, — тошнотворная смесь ладана, паленых волос и…