Жорж Сименон - До самой сути

— Он должен перебраться. Понимаешь, должен.

— Прекрасно понимаю.

— Позови его.

Доналд, приросший к месту, по-прежнему смотрел брату в глаза и, казалось, угадывал, что говорит Эмили.

Пи-Эм был почти уверен, — хотя и не подтвердил бы этого под присягой, — что, как только сестра потребовала Доналда к аппарату, брат медленно двинулся вперед.

О том, чтобы устроить скандал у Нолендов, не может быть и речи. Ему нельзя позволить себе ни одного лишнего слова. Пи-Эм нехотя протянул трубку Доналду.

Когда тот перехватил ее, рука его дрогнула. Он наклонился, глухо бросил:

— Алло…

И больше ничего не сказал, только время от времени повторял «алло». Это было долго и однообразно. Женщины смолкли — невольно и словно невзначай. Черты Доналда выражали предельную сосредоточенность, рука, стиснувшая трубку, побелела от напряжения, но ни один мускул в лице не дрогнул, и брат — для приличия, разумеется, — не отрывал глаз от Пи-Эм.

— Да… Да…

Эмили говорила длинными фразами, которые, как многоточия, отделялись иногда друг от друга грозовыми разрядами. В любой другой стране, кроме, пожалуй, Англии, подобный разговор был бы немыслим из-за подслушивающих устройств. Здесь полиция не могла подключиться к линии; Эмили, зная это, говорила без остановки, и только Доналд, застыв в прежней позе, не замечал, что звонок слишком затянулся.

— Благодарю, — выдохнул он наконец.

Пи-Эм надеялся, что сестра попросит снова позвать его и сообщит о результатах переговоров, но ничего подобного не последовало. Доналд положил трубку и, проявив необходимое самообладание, повернулся к м-с Ноленд.

— Извините, пожалуйста, — пробормотал он.

— Да бросьте вы! За что?

Губы Доналда дрожали. Он непроизвольно обвел комнату взглядом, и Пи-Эм догадался, что ищет брат — стакан с чем угодно, только бы покрепче. На мгновение он испугался, что Доналд схватит его фужер, который был еще наполовину полон, но брат, сделав над собой усилие, лишь облизнул языком пересохшие губы.

Как он ни силился скрыть волнение, оно было настолько очевидным, что Лил Ноленд не удержалась и спросила:

— Надо думать, ничего плохого?

А эта зараза м-с Поуп прошипела Пи-Эм в самое ухо:

— Он женат?

Почему они все, особенно бабье, так пекутся о Доналде? Что в нем особенного с их точки зрения? Не будь на нем вещей Пи-Эм, он выглядел бы как любой мелкий служащий, который одевается в магазинах, торгующих в кредит. Он, конечно, бледен, но лишь потому, что два года провел взаперти — в буквальном смысле слова. Как бы перетрусили все эти бабенки, если бы им неожиданно сказали правду!

— Пэт!

Доналд спохватился, но слишком поздно: м-с Поуп услышала и запомнила. Теперь она, того гляди, сама назовет Пи-Эм Пэтом — хотя бы для того, чтобы позлить.

— Извините, сударыня…

Доналд обращался к м-с Ноленд. Та поправила:

— Я называю вас Эриком. Значит, для вас я Лил.

Доналд был неспособен на это, и теперь Пи-Эм понимал его. Бедняк, которого сорок лет приучали к смирению, он не мог вот так, запросто начать называть по имени владелицу подобного поместья.

— Вы разрешите мне поговорить наедине с… Пи-Эм?

— Ради Бога. Устраивайтесь где хотите. Если надо, можете запереться. Надеюсь только, вам не сообщили ничего плохого?

Доналд — это чувствовалось — попробовал улыбнуться, но улыбка не получилась, и он еще больше заинтриговал женщин. Ну как? Он достаточно для них печален?

Достаточно «интересен»? Вот уж заработают языки после их ухода! Хитро придумано! Все выглядит так, словно Доналд не может ждать. Премило они, уходя, будут выглядеть, особенно Пи-Эм: ведь это же он ввел Доналда в здешнее общество; нет, не ввел — навязал.

Опять лило, но вокруг патио шла крытая галерея, куда не попадал дождь.

Метров через десять Доналд остановился, все еще не решаясь заговорить.

Чтобы дать ему прийти в себя, Пи-Эм раскурил сигару, и Доналд наконец выдавил:

— Мне надо позвонить Милдред.

— Адрес знаешь?

Доналд задыхался. Они стояли на середине галереи, и Пи-Эм казалось, что у брата головокружение: все его крупное тело била дрожь.

— Она там с ума сходит. Истратила последние деньги на разговор с Эмили.

Лицо у Пи-Эм было жесткое, но он молчал: лучше ничего не говорить, иначе он скажет слишком много — его прорвет.

— Она ждала меня гораздо раньше. Не представляла себе, что я могу так задержаться. Ей что-то приснилось, и она перепугалась.

Теперь еще и сны! Женские сны! Вот до чего дошло!