Жорж Сименон - Грязь на снегу

Это не правда! Он не позволит ей, не позволит никому думать так! Но почему все-таки она прилипла к нему?

Сосед задвигался. За дверью слышно его дыхание. Он колеблется — постучать или нет. Наконец стучит.

— Извините, барышня. Это опять я.

Девушка невольно улыбается. Пробурчав «Всего доброго!», Франк уходит. Но отнюдь не домой. Сломя голову он скатывается по лестнице и направляется к заведению Тимо.

— Сегодня ночью? — чуть ли не пуская слюну, осведомляется Кромер.

Франк жестко глядит на него и сухо роняет:

— Нет.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Передумал?

— Нет.

Он заказывает выпивку, но пить ему не хочется.

— Когда же?

— Во всяком случае, не позже воскресенья: с понедельника у ее отца утренняя смена, и по вечерам он дома.

— Говорил с ней?

— Ничего ей не надо знать.

— Не понимаю, — трусит Кромер. — Ты хочешь?..

— Да нет. У меня свой план. Придет время — объясню.

Глаза у Франка стали как щелочки, голова болит, он то и дело вздрагивает, как бывает, когда начинается грипп.

— Зеленую карточку принес?

— Завтра утром пойдешь со мной за ней в канцелярию.

А теперь пора заняться часами.

Зачем незадолго до полуночи Франку понадобилось шляться по улице, чтобы увидеть, как вернется Хольст?

Ночевать домой он, однако, не идет, хотя и не предупредил Лотту, и довольствуется диваном Кромера.

Минна болеет. Ее уложили на раскладушке, обычно оставляемой для Франка, и в зависимости от времени суток переносят из комнаты в комнату: в этом доме места для больных не предусмотрено. Отправить Минну к родным в таком состоянии нельзя, вызвать к ней врача — тоже.

— Опять Отто Шонберг! — жалуется Лотта сыну.

Фамилия этого типа не Шонберг, зовут его тоже не Отто. Здесь клиентам обычно дают псевдонимы, особенно людям известным, вроде Шонберга. У него уже внуки.

От него зависят тысячи семей, на улице с ним боязливо раскланиваются.

— Всякий раз обещает мне вести себя поприличней и всякий раз принимается за свое.

А Минна валяется с красной резиновой грелкой, ее таскают из комнаты в комнату, она подолгу отлеживается на кухне, и вид у нее при этом сконфуженный, как будто случившееся — ее вина.

В довершение всего — история с зеленой карточкой, потребовавшая долгой беготни: в последний момент понадобилась еще куча бумаг и пять фотографий вместо трех, принесенных Франком.

— Как получилось, что вы носите материнскую фамилию — Фридмайер? Вам следовало бы именоваться по отцу.

Рыжему чиновнику с грубой, пористой, похожей на кожуру апельсина кожей это показалось подозрительным.

Он тоже боялся ответственности. И был очень сконфужен, когда Кромер на глазах у него прямо из канцелярии позвонил генералу.

В конце концов Франк получил свою карточку, но на это ушли часы. А вид у него гриппозный, хотя температуры нет. Лотта то и дело исподтишка поглядывает на сына. Ей невдомек, почему он развивает такую бурную деятельность.

— Отдохни-ка лучше, отлежись день-другой.

Вместо этого он берется за новое дело: на субботу, самый хлопотный у Лотты день, надо найти замену Минне.

Где искать — Франк знает. У него достаточно знакомых.

Все это требует времени. Он непрерывно занят, и тем не менее кажется, что два эти дня никогда не кончатся.

А вокруг грязный снег, про который так и хочется сказать — «гнилой», кучи снега с черными следами ног, с вкраплениями мусора. С неба, напоминающего черствую хлебную корку, подчас, как мел с потолка, сыплется белая пыль, но ее слишком мало, чтобы припорошить окружающую мерзость.

Франк снова повел Мицци в кино. У них с Кромером все решено, план разработан, но девушка, разумеется, ничего не знает.

Сегодня он поинтересовался у матери:

— В воскресенье уходишь?

— Вероятно. А тебе что?

Лотта каждое воскресенье уходит из дому. Она тоже отправляется в кино, потом в ресторан — поесть пирожных, послушать музыку.

— Как полагаешь, Берта поедет к своим?

По воскресеньям заведение закрыто. Берта наверняка отправится к родителям: они живут в деревне и убеждены, что дочка состоит в услужении.

В квартире останется только Минна. Тут уж ничего не поделаешь.

В кино — нынче только пятница! — они не успели усесться, как Мицци, словно маленькая девочка, взмолилась:

— Можно мне сделать вот так?

Она чуточку передвинула кресло, отвела руку Франка, сняла шляпку, положила голову ему на плечо, поближе к шее.