Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга

— Вы по поводу бродяги?

— Комиссар Мегрэ, — представился тот. Сестра тщетно пыталась вспомнить, кто это, но и ей имя комиссара ничего не говорило. Здесь был совсем другой мир — мир занумерованных кабинетов, разделенных перегородками отделений, коек, расставленных рядами в просторных палатах, и в ногах каждой койки — дощечка с начертанными на ней таинственными знаками.

— Как он себя чувствует?

— Если я не ошибаюсь, его как раз сейчас осматривает профессор Маньен.

— Его оперировали?

— Кто вам сказал про операцию?

— Не помню… Я полагал…

Здесь, в этой больнице, Мегрэ чувствовал себя явно не в своей тарелке и даже как-то робел.

— Под какой фамилией он у вас значится?

— Под той, что стоит в его удостоверении личности.

— Оно хранится у вас?

— Могу вам его показать.

Сестра зашла в маленький кабинетик за стеклянной перегородкой в конце коридора и тотчас вернулась, неся засаленное удостоверение личности, еще влажное после пребывания в водах Сены.

Фамилия — Келлер.

Имя — Франсуа Мари Флорантен.

Профессия — тряпичник.

Место рождения — Мюлуз, Нижний Реин.

Согласно документу, Келлеру минуло шестьдесят три года и проживал он в Париже в меблированных комнатах на площади Мобер. Мегрэ хорошо знал эти номера: они служили официальным местом жительства многих бродяг.

— Он пришел в сознание?

Сестра хотела было забрать удостоверение, но комиссар положил его к себе в карман, и она недовольно проворчала:

— Это не положено. По правилам… — Келлер лежит в отдельной палате?

— С какой стати?

— Проводите меня к нему.

Сначала она заколебалась, но в конце концов уступила.

— Вам все равно придется договариваться с профессором.

Пройдя впереди Мегрэ и Лапуэнта, сестра распахнула дверь, за которой виднелись два ряда коек, запятых больными. Большинство из них лежало неподвижно, с открытыми глазами, а двое или трое в больничных халатах стояли в глубине комнаты и о чем-то потихоньку толковали.

Возле одной из коек, как раз посреди палаты, десяток юношей и девушек, одетых в белые халаты и шапочки, окружили коренастого человека с подстриженными бобриком волосами. Он тоже был в белом халате и, судя по всему, проводил с ними занятия.

— Сейчас профессору нельзя мешать. Как видите, он занят, — заметила сестра.

Однако подошла к нему и прошептала несколько слов на ухо. Профессор взглянул на Мегрэ и продолжал что-то объяснять студентам.

— Профессор освободится через несколько минут, — сказала сестра. — Он просит вас подождать у него в кабинете.

И она провела их в маленькую комнату, где стояло всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке — фотография женщины с тремя детьми, склонившимися друг к другу.

Мегрэ поколебался, потом выбил трубку прямо а пепельницу, полную сигаретных окурков, и снова ее набил.

— Простите, что заставил вас ждать, господин комиссар. Когда сестра доложила мне о вас, я был несколько озадачен… В конце концов… Неужели и он тоже скажет: «Ведь это всего лишь бродяга»? Нет, не может быть!

— …в конце концов, дело весьма обычное, не так ли? — докончил профессор.

— Пока я и сам почти ничего не знаю и надеюсь, что как раз вы прольете свет на это дело.

— Что ж, пробит череп, к счастью — без сопутствующих трещин. Мой ассистент, должно быть, уже сказал вам об этом утром по телефону.

— Тогда еще не было результатов рентгена.

— Теперь снимок сделан… Возможно, потерпевший выкарабкается, поскольку мозг, кажется, не задет.

— Мог ли этот пролом явиться результатом падения и удара о камни набережной?

— Ни в коем случае. Ему был нанесен сильный удар каким-то тяжелым предметом… ну, скажем, молотком или гаечным ключом… — И от этого он потерял сознание?

— Бесспорно… И в результате сейчас находится в коматозном состоянии [4] В коматозном — в бессознательном состоянии. … Кстати, он может пробыть в нем несколько дней, а может и в любую минуту прийти в себя… Перед мысленным взором Мегрэ возник крутой берег Сены, конура Тубиба, грязная вода, плескавшаяся в нескольких метрах от него, и почему-то вдруг вспомнилось, что говорил фламандец.

— Простите, что я возвращаюсь к этому вопросу. Вы говорите, что ему нанесли удар по голове. Один удар?

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Это может иметь значение для следствия.

— Сначала я подумал, что ударов было несколько.

— Почему?

— Потому что у него разорвано ухо и на лице имеется несколько неглубоких ссадин. Теперь же, когда больного обрили, я осмотрел его более тщательно.