Жорж Сименон - Мегрэ и мертвец

— Мы расстаемся с вами. Я немедленно пришлю сюда еще одного инспектора и позвоню доктору Букару. Он ведь ее лечащий врач, не так ли?

— Он заведующий отделением.

— Если она транспортабельна, ее сегодня вечером или завтра утром перевезут в Санте.

Несмотря на все рассказанное комиссаром, сестра по-прежнему недобро поглядывала на него.

— До свидания, мадмуазель. Идемте, сударь. В коридоре Мегрэ перемолвился с Люкасом — инспектор был совершенно не в курсе происходящего. В стороне ждала другая сестра, та, что провела комиссара с первого этажа наверх. У одной из палат стояло с полдюжины ваз со свежими цветами.

— Для кого они? — полюбопытствовал Мегрэ.

— Теперь уже ни для кого, — отозвалась сестра, молодая пухленькая блондинка. — Дама, занимавшая эту палату, только что выписалась, а цветы оставила — у нее много друзей.

Комиссар что-то тихо сказал девушке. Она с явным удивлением кивнула. Но еще больше удивился бы чех, узнай он, что сделал Мегрэ. А тот просто, хотя и чуточку смущенно распорядился:

— Отнесите немного цветов в двести семнадцатую. В палате было пусто и неуютно, а там все-таки лежала женщина с новорожденным.

Было половина двенадцатого. В длинном, скудно освещенном коридоре, по сторонам которого располагались кабинеты следователей, на скамейках в ожидании вызова томились между жандармами мужчины в наручниках и без галстуков. Сидели там и женщины, и свидетели, всячески выражавшие свое нетерпение.

Следователь Комельо, еще более чопорный и озабоченный, чем обычно, велел своему письмоводителю принести дополнительные стулья из соседнего кабинета, а потом отправляться завтракать. Начальник уголовной полиции, явившийся сюда по просьбе Мегрэ, расположился в кресле, а на табурете, который обычно занимает допрашиваемый, поместился комиссар Коломбани из Сюрте «Общенациональная уголовная полиция Франции.». Поскольку уголовная полиция занимается в принципе только Парижем и прилегающим районом, именно Коломбани вместе с провинциальными опербригадами вот уже пять месяцев расследует дело «пикардийских убийц», как журналисты окрестили банду после ее первого преступления. Ранним утром он встретился с Мегрэ и передал ему свои материалы.

Тем же ранним утром, около девяти, один из инспекторов, оставленных на улице Сицилийского Короля, постучался в кабинет комиссара и доложил:

— Он здесь.

Речь шла о содержателе «Золотого льва». Утро оказалось для него мудреней вечера. Испитой, небритый, помятый, он окликнул инспектора, расхаживающего перед домом:

— Мне надо на набережную.

— Идите.

— Боюсь.

— Я вас провожу.

Но разве Виктора не завалили прямо на улице, в толпе?

— Возьмем лучше такси. Плачу я.

Когда он вошел в кабинет, Мегрэ листал его дело: у хозяина было на счету три судимости.

— Даты вспомнил?

— Да. Я подумал: будь что будет. Коль скоро вы обещаете меня защитить…

От него разило трусостью и хворью. Весь его облик наводил на мысль о худосочии. А ведь этого субъекта дважды судили за развратные действия.

— На первую их отлучку я не обратил особого внимания, а вот вторая меня насторожила.

— Вторая? То есть двадцать первого ноября?

— Откуда вы знаете?

— Оттуда, что я тоже умею думать и читаю газеты. Я заподозрил, что это они, но никак этого не показал.

— А они догадались, что ты их расколол?

— Не знаю. Но сунули мне тысячу франков.

— Вчера ты сказал — пятьсот.

— Я ошибся. А пригрозил мне Карел в следующий раз, когда они вернулись.

— Уезжали они на машине?

— Не знаю. Из дома, во всяком случае, они уходили пешком.

— А другой, тот, кого ты знаешь, появлялся за несколько дней до отъезда?

— Сейчас вспоминаю, что да.

— Он тоже спал с Марией?

— Нет.

— Теперь будь любезен мне кое в чем признаться. Две свои первые судимости помнишь?

— Я же молодой был!

— Тем это омерзительней… Так вот, насколько я тебя себе представляю, ты не мог не положить глаз на Марию.

— Я пальцем ее не тронул.

— Еще бы! Ты их боялся.

— Ее тоже.

— Ладно. На этот раз ты хоть не врешь. Только ты не ограничился тем, что время от времени заглядывал к ним в номер. Ну, признавайся!

— Верно. Я провертел дырку в стене и старался, чтобы соседнюю комнату занимали как можно реже.

— Кто спал с Марией?

— Все.

— И мальчишка?

— Он в особенности.

— Вчера ты сказал, что он, возможно, ее брат.

— Но он же на нее похож. Он был влюблен сильнее всего. Часто плакал — я сам видел. Оставаясь с ней, умолял ее.