Колин Декстер - Тайна Пристройки 3

Она не была из тех акрофобов, (каким был Морс, например) которые обливаются липким потом и впадают в панику от головокружения, когда вынуждены подняться на третью или четвертую ступеньку домашней лестницы. Но она всегда испытывала ужас при мысли, что кто-нибудь может ее толкнуть — с тех пор, как на школьной вечеринке в Сноудауне один парень притворился, что толкает ее, и тогда, на долю секунды она испытала ощущение непосредственного ужаса как при падении с обрыва, открывшегося почти у ее ног.

Говорят, что человек всегда вспоминает свое детство перед смертью, и она поняла, что уже дважды — нет, три раза — ее мысли возвращались к ранним воспоминаниям. А сейчас это произошло в четвертый раз — она вспомнила слова, которые говорил ей отец, когда она откладывала домашнее задание или написание какого-либо письма: «Чем дольше откладываешь что-то, тем труднее это сделать, дочка!» Откладывает ли она сейчас? Отсрочивает ли принятие судьбоносного решения? Нет! Она толкнула дверь, ведущую к башне. Однако обнаружила, что она закрыта; и с чувством отчаяния и разочарования она заметила пояснение в нижнем краю таблички: 20 марта — 31 октября.

Шпиль церкви «Сент-Мэри» многообещающе указывал наверх в небо перед ней, когда она направилась вниз по Главной улице и пришла в Митру.

— Большой бокал виски «Бэллс», пожалуйста, если есть. (Сколько раз она слышала, как ее супруг говорил те же самые слова!)

Молодая барменша наклонила горлышко бутылки к бокалу.

— Лед?

— Простите?

— Не хотите ли со льдом?

— Ээ — нет. Ээ — да — да, пожалуйста! Извините. Я не расслышала…

Когда она выпила, в ее левом виске настойчиво забился всегда спокойный нерв, а мир стал выглядеть более сносным, чем когда она вышла из Палаты. Подобно какому-то полузабытому лекарству — отвратительному на вкус, но, несмотря на это, эффективному — виски хорошо подействовало на нее; и она заказала еще порцию.

Спустя несколько минут она стояла на Редклиф-Сквер; и когда она посмотрела с северной стороны на вершину церкви «Сент-Мэри», душу ее охватило какое-то странное и роковое очарование. В середине высокой постройки, среди зубчатых орнаментов, Маргарет увидела плечи и голову молодого мужчины в теплом пальто, который в бинокль обозревал северную часть Оксфорда. Значит, башня была открыта! Она прошла к лестнице через главный вход церкви и на минуту обернулась, всматриваясь в куб Редклиф-Камеры позади себя. Она заметила надпись на верхней ступеньке: Dominus custodial introitum tuum et exitum tuum [19] Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовеки. — Псалтырь (120:8) , но так как не знала латыни до нее не дошла скрытая ирония этих слов. «БАШНЯ ОТКРЫТА» было написано заглавными буквами на табло для информации у входа; а внутри за столом, устланным путеводителями, почтовыми открытками и брошюрами с христианской литературой, сидела женщина, которая уже поняла, что Маргарет Бауман хочет подняться наверх, так как протянула ей коричневый билет и попросила 60 пенсов.

Несколько деревянных ступеней вели на первую площадку, где на одной из запертых дверей висела табличка, информирующая посетителей, что здесь была Старая библиотека — самая первая в университете — где некоторые книги, собранные первыми учеными, имели такую ценность, что были прикованы цепями к стенам. Маргарет редко проявляла интерес к церквам или другой старине; но сейчас поняла, что разглядывает листок, который ей дала женщина на входе:

Когда Мария стала королевой и Англия вернулась к римскому католичеству, архиепископ Кранмер и двое из его сподвижников, Латимер и Ридли, были осуждены в «Сент-Мэри» за ересь. Латимер и Ридли были сожжены на костре. Сам Кранмер, после того как официально покаялся, был возвращен в «Сент-Мэри» и осужден на смерть. Он сгорел на костре во рву у Баллиол-колледжа, держа высоко над пламенем в правой руке написанное им отречение…

Маргарет посмотрела на свою правую руку с пятном от чернил у основания пальца и подумала о мучительном искуплении, которое Кранмер искал и с радостью принял за свои прошлые слабости. Одна слезинка быстро скатилась по ее щеке, она вынула белую бумажную салфетку из сумки и промокнула глаза.

Лестницы — уже железные и без перил на двух последних площадках — вели на крышу к боковому пределу. Она почувствовала себя освеженной чистым воздухом, когда поднялась еще выше, к колокольне; мужчина с биноклем и развевающимися на ветру волосами как раз спускался по витой каменной лестнице, ведущей с верха.