Адриан Дойл: Черные ангелы

— Минуточку, мисс Феррерс. Не могли бы вы уточнить, что это за необычные запросы?

— Мой отец, мистер Холмс, превыше всего ценит покой и одиночество. Поэтому он настаивал, чтобы дом располагался в малонаселенной местности, а от усадьбы до ближайшей железнодорожной станции было не менее нескольких миль. Абботстэндинг — тогда еще сильно запущенный скорее замок, чем дом, в старину служивший охотничьим поместьем для аббатов из Болью, подошел ему идеально, и после всех необходимых ремонтных работ мы наконец обрели там свое постоянное пристанище. Это было пять лет назад, мистер Холмс, и с самого первого дня по день нынешний мы живем, окруженные тенью не имеющего ни названия, ни конкретных форм ужаса.

— Если у него нет ни форм, ни названия, каким же образом он проявляет себя?

— Посредством обстоятельств, которые управляют всей нашей жизнью. Отец наложил запрет на любое общение с нашими немногочисленными соседями, и даже все необходимые припасы нам доставляют не из ближайшей деревни, а специальным фургоном из Линдхерста. Наша прислуга состоит из дворецкого Маккинни, угрюмого и замкнутого человека, которого отец выписал из Глазго, а также его жены и ее сестры, которые делят между собой всю работу по дому.

— А есть какие-то работники на участке?

— Никого. Окружающей дом земле дали полностью зарасти, и там теперь чаща из всевозможных сорняков.

— И все же я не вижу пока ничего особенно тревожного в описанных вами обстоятельствах, мисс Феррерс, — заметил Холмс. — Скажу больше, доведись мне самому поселиться в сельской местности, я, вероятно, поставил бы себя в сходные условия, чтобы терять как можно меньше времени на пустопорожнее общение с соседями. Стало быть, в доме живете вы, ваш отец и трое слуг?

— Что касается непосредственно дома, то да. Но на территории усадьбы есть еще коттедж, занятый мистером Джеймсом Тонстоном, который много лет прослужил управляющим на наших сицилийских виноградниках, а потом вернулся с отцом в Англию. Он и здесь исполняет обязанности управляющего.

У Холмса удивленно взлетели вверх брови.

— Любопытно, — сказал он. — Усадьба полностью запущена, на земле никто не работает, но при этом есть управляющий. Вот это действительно кажется мне странным и явным отклонением от нормы.

— Должность чисто номинальная. Мистер Тонстон пользуется исключительным доверием со стороны отца, и ему позволено жить в Абботстэндинге скорее в качестве награды за прошлые услуги, оказанные нашей семье на Сицилии.

— А, тогда все понятно.

— Мой отец покидает дом редко, а если и выходит из него, то всегда остается в пределах прилегающего парка. Если бы в доме царили любовь, взаимопонимание и привязанность друг к другу, то такая обстановка могла бы, наверное, быть сносной. Но, увы, в Абботстэндинге все по-другому. Хотя моего отца можно назвать человеком богобоязненным, проявления нежности ему не свойственны, а с течением времени его характер, всегда суровый и нелюдимый, сделал его подверженным еще более глубоким приступам хандры, когда он запирается у себя в кабинете и не выходит оттуда много дней кряду. Представьте теперь, мистер Холмс, как мало минут радости, не говоря уже о счастье, выпадает на долю молодой девушки, которая полностью лишена общения со сверстниками, не знает никакой светской жизни и обречена проводить лучшие годы своей жизни среди мрачного великолепия полуразрушенного средневекового охотничьего замка. Наше существование тянулось однообразно и монотонно до того, как пять месяцев назад произошло одно событие, изначально показавшееся незначительным, но положившее начало цепи событий, которые и заставили меня обратиться со своими проблемами к вам.

Я возвращалась после утренней прогулки в парке и, свернув от ворот усадьбы на аллею, ведущую к дому, заметила нечто, прибитое гвоздем к стволу одного из дубов. Приглядевшись поближе, я увидела, что это обыкновенная цветная литография, похожая на иллюстрацию из сборников рождественских псалмов или дешевых книг о религиозной живописи. Но сюжет рисунка был необычным, я бы даже сказала, поразительным.

На фоне ночного неба был изображен пустынный холм, на вершине которого, разбитые на группы из трех и шести, стояли девять ангелов. Я разглядывала литографию и поначалу никак не могла понять, что же в ней вызывает у меня тревогу, пока вдруг в одно мгновение мне не открылась причина. Впервые в жизни я видела ангелов, изображенных не в божественном сиянии, а в темных траурных облачениях. Поперек нижней части листа были неровным почерком написаны слова: «Шесть и Три».