Рекс Стаут - Если бы смерть спала

Сказать, что мы с Вулфом совсем не разговаривали тем майским утром в понедельник, было бы неверно.

Мы хорошо побеседовали с ним минувшей ночью. Дело было так. Вернувшись домой около двух часов ночи (дом — это старый каменный особняк на Западной Тридцать пятой авеню, собственность Вулфа, в котором живет он, Фриц, Теодор и я), я удивился, что он еще не спит, а сидит за своим столом в кабинете и читает книгу. По тому, как он на меня глянул, я ясно понял, что он не в духе. Когда я шел проверить, заперт ли сейф, я уже был склонен подумать, что всему виной книга, но тут он вдруг рявкнул за моей спиной:

— Где тебя носило?

— На каком основании я должен докладывать? — огрызнулся я.

Он измерил меня испытующим взглядом.

— Правильней было бы спросить, где тебя не носило. Тебе пять раз звонила мисс Роуэн, первый раз в девятом часу, последний — полчаса тому назад. Ляг я спать, она бы все равно мне не дала уснуть. Насколько тебе известно, у Фрица сегодня свободный вечер.

— Он еще и не появлялся?

— Он уже здесь, но ему завтра рано вставать готовить завтрак, поэтому я не стал его беспокоить. Ты сказал, что идешь с мисс Роуэн во «Фламинго», но ты туда не пошел, а так как она звонила мне пять раз, не ты, а я провел целый вечер в ее обществе. И, должен тебе признаться, удовольствия от этого не получил. Это тебе не основание?

— Нет, сэр. — Я стоял возле его стола и взирал на него сверху вниз. — Давайте попробуем еще раз. Я выйду и снова войду, а вы скажете, что не любите, когда вам мешают читать, и что мне заранее следовало поставить вас в известность о том, что я собираюсь проучить мисс Роуэн. Я отвечу, что виноват, но, уходя из дома, я еще не знал, что ее придется учить. Я узнал об этом, когда поднялся в лифте в ее мансарду и обнаружил там кое-кого из тех, кого, как ей известно, не жалую. Вот я и смотался. Куда — отношения к делу не имеет, но если вы настаиваете, можете позвонить по номеру, который я вам скажу, и спросить миссис Шребенуэлдер. Если подойдет ее муж, измените голос и скажите, что…

— Пф. Мог, по крайне мере, позвонить.

От моего звонка ему бы не стало легче. Просто ему хотелось попререкаться. Ведь мое сообщение о том, что я изменил программу, не помешало бы Лили Роуэн отвлекать его от книги… Согласен, невеликодушно избивать тех, кто не сопротивляется, однако я, только что преподав урок Лили Роуэн, вошел во вкус и решил проучить заодно и Вулфа. Что и сделал. Возможно, я немного переусердствовал. Короче, мы разошлись спать, не пожелав друг другу спокойной ночи.

Но было бы ошибочно утверждать, что мы с ним в понедельник утром совсем не разговаривали. Когда он по обыкновению спустился в одиннадцать часов из оранжереи, я вполне разборчиво пожелал ему доброго утра, он, походя, буркнул мне в ответ то же самое. До прихода Отиса Джарелла, о котором было условленно заранее, мы с ним обменялись, по крайней мере, двумя десятками слов, может, даже больше. Помню, он спросил, сколько у нас осталось в банке, и я ему ответил. Правда, отношения между нами оставались натянутыми, и, когда я провел Отиса Джарелла в кабинет и усадил в обитое красной кожей кресло возле стола Вулфа, последний одарил его прямо-таки лучезарной улыбкой и поинтересовался:

— Итак, сэр, что вас ко мне привело?

Это было так не похоже на Вулфа. Я понял, что спектакль рассчитан на меня. Он собирался довести до моего сведения, что пребывает в превосходнейшем расположении духа, а вот если в его обращении со мной чувствуется сдержанность, то это только потому, что я крепко провинился. Ему же доставляет удовольствие общаться с человеческим существом, которое способно оценить хорошее обращение.

Он знал, что у этого человеческого существа, Отиса Джарелла, было, по крайней мере, одно преимущество передо мной: его капитал расценивался больше чем в тридцать миллионов долларов. Наводя о нем справки (я по мере возможностей навожу их о всех, кто добивается встречи с Ниро Вулфом), я узнал, помимо этого весьма важного обстоятельства, что в справочнике «Кто есть кто» он значится как «капиталист» (весьма неопределенное занятие), что его офис находится в его квартире на Пятой авеню в районе Семидесятых улиц, что (это почерпнуто из телефонного разговора с Лоном Коэном из «Газетт») за ним слывет репутация крепкого орешка, который не так-то просто расколоть, и что он никогда не сидел в тюрьме.

Вид у него был вовсе не крепкий, а скорее дряблый, но внешность обманчива. Помню, у одного, самого что ни на есть крепкого орешка, щеки отвисали так, что ему бы следовало заказать бюстгальтер. Правда, Джарелл еще до такого не дожил, но его кожа уже была дряблой. И хотя портной, которому отвалили три, а может, и все четыре сотни за пошив этого коричневого в черную полоску костюма, старался изо всех сил, брюки, что называется, лопались от складок жира, стоило Джареллу сесть.