Рекс Стаут - И быть подлецом

– Это ложь, – сказал Андерсон. – Вы лжете.

– Даже если это так, то потерпите – я скоро кончу. Мисс Венс, некоторые вещи теперь не столь важны. как раньше. Вы слышали то, что я сказал? Это правда?

– Да.

– Мистер Стронг?

– Не думаю, что…

– Признайте, ведь вы находитесь в той же комнате и в том же кресле.

Это правда?

– Да.

– Мистер Медоуз?

– Думаю, этого достаточно. Итак, мистер Андерсон…

– Поздно, – презрительно усмехнулся президент. Я ушел из этой чертовой программы.

Вульф покачал головой.

– Они это пережили. У них был выбор из шестнадцати предложений. Нет, мистер Андерсон, вы в незавидном положении. Вы протестуете против шантажа, но вас самого шантажируют. Это правда, что газеты редко обижают людей, делающих рекламу, но вряд ли какая-нибудь из них откажется в красках описать, что продукт, который мисс Фрейзер удачно навязывала десяти миллионам американцев, вызывает у нее такое расстройство желудка, что она не могла проглотить и чайной ложечки. Наверняка газеты этим заинтересуются, и они как раз успеют опубликовать это к утру понедельника.

– Сукин сын – Андерсон все еще оставался на прежних позициях. – Они не будут трогать эту тему. Правда, Фред?

Но специалист по рекламе из отдела информации застыл от ужаса и не мог сказать ни слова.

– Думаю, что напечатают, – настаивал Вульф. – За одну газету я вам ручаюсь. Открытая публикация может быть луше, чем толки, которые распространяются повсюду, стоит только начать. Вы знаете, что такое слухи.

Какие-нибудь дураки скажут даже, что не было необходимости добавлять что-нибудь в «Хай спот», чтобы отравить Орчарда. Действительно, здесь есть хорошие перспективы для шантажа. И что вам нужно сделать, чтобы прекратить это? Нечто отвратительное? Совсем нет. Просто скажите мне, почему вы неожиданно решили выйти из игры?

Андерсон посмотрел на Оуэна, но Оуэн не отводил глаз от Вульфа, видя в нем олицетворение зла.

– Изворачиваться бессмысленно, – сказал Вульф. – Я подготовился к тому, чтобы вытащить это из вас. Вчера я целый день занимался этим и сильно сомневаюсь, что меня удовлетворит что-нибудь, кроме того, о чем я уже сказал. А именно: что-то или кто-то убедил вас в том, что именно мисс Фрейзер угрожает опасность быть обвиненной в убийстве или шантаже. Тем не менее можете попытаться.

– Мне не нужно пытаться, – он был упрям как черт. – Я говорил вам вчера. Я назвал эту причину тогда и назову ее сейчас.

– О, ради бога! – запричитала Фред Оуэн. – О боже мой!

– Черт подери! – выпалил в его сторону Андерсон. – Я дал слово! Я связан обязательством! Я обещал!

– Кому? резко спросил Вульф.

– Ладно, – сказал с горечью Оуэн. – Давши слово, держись, а не давши, крепись. Это все разрушит! Это динамит!

– Для кого? настаивал Вульф.

– Я не могу вам этого сказать и не скажу. Это часть моего обещания.

– Ах, так! В таком случае все очень просто. – Вульф посмотрел влево от себя. – Мистер Медоуз, гипотетический вопрос. Если вы тот человек, которому мистер Андерсон дал клятву, не дающую ему говорить, вы освобождаете его сейчас от нее?

– Это не я, – сказал Билл.

– Я вас спрашиваю не об этом. Вы знаете, что такое гипотетический вопрос. Пожалуйста, ответьте на это «если». Если это были вы, вы освобождаете его?

– Да.

– Мистер Трауб, такой же вопрос. Учитывая это «если» вы освобождаете его?

– Да.

– Мисс Венс?

– Да.

– Мистер Стронг?

Конечно, у Талли Стронга было около минуты, чтобы обдумать свой ответ. Он сказал:

– Нет!

Одиннадцать пар глаз уставились на Талли Стронга.

– Ага, – пробормотал Вульф. Он откинулся назад, глубоко вздохнул, и на его лице появилось удовлетворенное выражение.

– Замечательно! – раздался голос. Это был профессор Саварезе. – Это так просто!

Если он надеялся привлечь к себе чье-нибудь внимание, его ждало разочарование. Все смотрели на Стронга.

– Я благодарен судьбе, что мне повезло, – сказал Вульф. – Если бы я начал с вас, мистер Стронг, и вы бы ответили отрицательно, с остальными все было бы непросто.

– Я только ответил на гипотетический вопрос, – настаивал Талли. – Это ничего не значит.

– Правильно, – согласился Вульф. – Если рассуждать логично, то ничего, но я видел ваше лицо, когда вы поняли, что вам предстоит, когда вы осознали дилемму, с которой вы столкнетесь через несколько секунд, и мне этого достаточно. Теперь вы собираетесь следовать логике?

Талли не собирался этого делать. Его лицо говорило достаточно не только тогда, когда он находился в ожидании, оно оставалось таким до сих пор. Мышцы вокруг его тонких сжатых губ напряглись, как будто он отдал команду произносить слова.